В преддверии обеих мировых войн немецкие университеты играли важную роль, внося свой вклад в идеологическую подготовку вооруженного конфликта. В частности, ученые-историки были более чем готовы предложить свои услуги милитаризму, фальсифицируя исторические события и фабрикуя мифы о немецкой исключительности.

Сегодня историки снова прилагают усилия по переписыванию и фальсификации истории для того, чтобы оправдать новые войны и дискредитировать оппозицию к ним. Эти фальсификации имеют целью «обелить и оправдать наихудшие преступления капиталистического империализма в ХХ веке и одновременно криминализировать всю борьбу международного социалистического движения, заклеймив ее как морально неоправданную» [1], — писал Дэвид Норт в книге Русская революция и незавершенное ХХ столетие.

В Германии профессор Йорг Баберовски играет важную роль в этом деле. Заведуя кафедрой истории Восточной Европы в берлинском Университете имени Гумбольдта, Баберовски особенно агрессивно преследует эти цели в своих лекциях, публичных выступлениях, на ток-шоу и на страницах крупных газет. Он напрямую увязывает свою фальсификацию истории с настойчивыми требованиями военного вмешательства.

В журнале Der Spiegel в феврале 2014 года он призвал к переоценке национал-социализма. Журнал процитировал его слова: «Гитлер не был психопатом, он не был жестоким. Он не хотел, чтобы за его столом обсуждался вопрос об уничтожении евреев» [2]. От этого заявления волосы встают дыбом на голове, но оно ни в коем случае не является результатом минутного нервного срыва или временного политического умопомрачения. Баберовски поставил свою академическую деятельность на службу историческому ревизионизму. Его незаслуженно высокое положение в Университете имени Гумбольдта служит целям умаления преступлений фашизма и оправдания новых войн.

Карьера

Баберовски родился близ города Констанц на юге Германии в марте 1961 года. В том же году Фриц Фишер инициировал первый «спор историков» (Historikerstreit) из двух, которые состоялись в послевоенный период, опубликовав книгу Griff nach der Weltmacht [Рывок к мировому господству]. В этой работе Фишер всеобъемлюще и подробно осветил империалистические цели немецкой элиты еще до начала Первой мировой войны, основательно разрушив миф о том, будто со стороны Германии это была война оборонительная.

Фишер также внес важный вклад в дело разоблачения роли национал-социализма в Германии после Второй мировой войны. Он показал, что нацисты продолжали преследовать цели германского империализма, проявившиеся в Первую мировую войну, и что правящие элиты намеренно поставили Гитлера у власти для реализации этой программы [3]. Анализ Фишера многое внес в понимание нацистской диктатуры. Более детальный анализ и оценка нацистских военных преступлений начались в тот же период. В 1961 году в Израиле состоялся громкий суд над Эйхманом, а спустя два года во Франкфурте-на-Майне был проведен первый судебный процесс, посвященный преступлениям нацистов в Освенциме (Аушвице).

В 1950-е годы в отношении преступлений Третьего рейха в немецких университетах и ​​по всей системе образования преобладала атмосфера замалчивания и подавления дискуссий. Гитлер считался неким политическим аутсайдером, чьи преступления не имели ничего общего с империалистическими целями немецкой элиты. Ответственность за чудовищные деяния нацистов ограничивалась узкой верхушкой, окружавшей Гитлера. Та же самая нацистская пропаганда, использовавшаяся на Нюрнбергских процессах в качестве защиты от обвинений, часто повторялась в академических кругах. Например, нападение на Советский Союз изображалось как оборонительная операция для упреждения нападения Сталина на Германию. Утверждалось, что все стороны в войне совершали преступления, при этом акцент делался на преступлениях советской стороны и Красной Армии.

Аргументация такого рода была обусловлена тем, что многие начатые до войны карьеры на государственной службе и в качестве разного рода специалистов-профессионалов продолжались и после ее окончания. Ряды государственных чиновников, судей, врачей, преподавателей, ведущих фигур бизнеса и политики было были полны бывшими нацистами. Многие решения о наказании, выносившиеся в ходе послевоенного процесса денацификаций, были аннулированы Бундестагом (федеральным парламентом) в 1951 году, потому что услуги бывших нацистов стали нужны в период «холодной войны» против Советского Союза [4].

После того, как были проведены расследования о ходе Холокоста, войны на уничтожение, ведшейся на Востоке, и относительно многих других преступлений нацистов, крайне правым стало невозможно более безнаказанно распространять свои зловредные самооправдательные тезисы. Студенческое восстание 1968 года и борьба рабочего движения вынудили защитников национал-социализма отступить.

Баберовски не имел ничего общего со студенческим и рабочим движением. Когда он достиг возраста политической зрелости, то вступил в Коммунистический союз Западной Германии (KBW). Позже он утверждал, что в студенческие годы в Хольцминдене собирал пожертвования в пользу камбоджийского диктатора Пол Пота [5].

KBW была самой крупной из так называемых «групп K» (коммунистических групп), возникших в результате распада студенческого движения в конце 1960-х годов. Эти маоистские организации не проявляли интереса к поддержке разоблачения нацистских преступлений, начавшегося одновременно со студенческим движением. Они, скорее, представляли своего рода реакцию на этот процесс. Разглагольствования маоистов о социализме и пролетариате скрывали за собой крайнюю националистическую перспективу. Восхваление ими авторитарных режимов стало результатом их глубокого презрения к политической независимости рабочих.

«Группы К» в своей политической линии ориентировались в основном на сталинистскую Китайскую Народную Республику, с которой они поддерживали тесную связь. Ряд делегаций KBW посетил Китай с официальными визитами в 1970-е годы. Были налажены тесные связи с авторитарными режимами в Албании и Камбодже.

Петер Шварц пишет, что главная причина, по которой студенты обращались к маоизму, заключалась «в классовом содержании сталинистской программы, которая воспроизводит в концентрированном виде все мелкобуржуазные нападки на марксизм и разделяет с мелкой буржуазией свою враждебность по отношению к политической независимости рабочего класса» [6].

«Если Мао Цзэдун может претендовать на оригинальность… своих «идей», то это означает не больше, чем следующее: он больше, чем кто-либо другой, понимал, как использовать псевдо-марксистские фразы внутри движения, социальная база которого формируется почти исключительно из мелкой буржуазии и крестьянства. Мао систематически подавлял любое независимое политическое движение городского пролетариата» [7].

Враждебность «групп К» к Советскому Союзу была окрашена этой политической ориентацией. Они отвергали первое в мире рабочее государство не из-за его бюрократического перерождения, а потому, что оно по-прежнему представляло собой, хотя и в искаженном виде, завоевания Октябрьской революции. Напротив, «группы К» поддерживали жестокую диктатуру бюрократии. Мало того, что они оправдывали террористические режимы Пол Пота в Камбодже, Энвера Ходжи в Албании и Мао Цзэдуна в Китае; они также прославляли Иосифа Сталина, который являлся олицетворением диктатуры бюрократии и был организатором убийства сотен тысяч коммунистов.

KBW и сходные с ней группы утверждали, что хрущевская политика десталинизации инициировала приход к власти новой буржуазии. Поэтому они характеризовали Советский Союз как «социал-империалистический». Следуя линии Китайской коммунистической партии, они провозгласили США и СССР главными врагами народов. Борьба против этих двух держав должна была стать задачей альянса между более мелкими промышленными государствами и развивающимися странами. Это привело «группы К» к бешеной форме национализма, более резкой, чем даже националистические позиции Сталина и Мао. Коммунистическая партия Германии / Марксисты-ленинцы (КПГ/МЛ) дошла до того, что призвала к модернизации Бундесвера (немецкой армии) и созданию «единого национального фронта» для противостояния «советским гегемонистским устремлениям». В истории КПГ задокументированы встречи с откровенно правыми экстремистскими группами [8].

Во второй половине 1970-х годов KBW часто сотрудничала с КПГ и КПГ/MЛ. Хотя вначале KBW была против крайне правого лозунга «Защиты Отечества», она все теснее смыкалась с другими «группами K». В 1978 году теоретический журнал KBW объявил о том, что СССР «вместе с американским империализмом поддерживает разделение и подавление немецкой нации». Национальный вопрос пропагандировался ими как «рычаг для пролетарской революции» [9].

В период распада «групп К» в начале 1980-х годов их члены сделали еще один шаг вправо. Некоторые открыто переняли взгляды крайне правых [10]. Коммунистическая народная газета (Kommunistische Volkszeitung), центральный орган KBW, в феврале 1982 года напечатала рекламу новой правой газеты Мы сами. Большинство членов «групп К» впоследствии перешло к «Зеленым» и составило там крыло Realo (реалистическое). Бывшие кадры KBW сегодня занимают ключевые позиции в бизнесе, политике и средствах массовой информации [11].

Как и для многих его бывших единомышленников, ранняя идеологическая обработка Йорга Баберовски в рядах KBW стала отправной точкой для развития его ультраправой ориентации. Она поражает своей последовательностью. Баберовски сохраняет пристрастие к авторитарным режимам, меняя лишь лица: от Сталина, Мао и Пол Пота он перешел к восхищению президентом России Владимиром Путиным и египетским диктатором Абделем Фаттахом ас-Сиси [12]. Он также сохранил свое презрение к рабочим, что особенно видно в его описании русской революции (см. ниже).

Прежде всего, он усвоил точку зрения KBW по вопросу о немецком национализме. Во время учебы в университете Геттингена в 1982-1988 годах Баберовски встал на сторону тех, кто хотел обелить преступления нацистов, чтобы реабилитировать немецкий национализм. Примерно в то же время академические круги правых взглядов были воодушевлены избранием Гельмута Коля на пост канцлера, рассчитывая обратить вспять идейное движение прошлых десятилетий. В ходе федеральных выборов 1983 года Коль призвал к «духовно-нравственному повороту». Он сказал, что немцы должны снова научиться «ходить с поднятой головой». 5 мая 1985 года канцлер дал ясно понять, что именно он имел в виду, когда вместе с президентом США Рональдом Рейганом посетил военное кладбище в Битбурге. Там он отдал дать пямяти не только павшим солдатам Вермахта, но также солдатам Ваффен СС.

Через год группа правых историков и публицистов начала наступление, породившее второй «спор историков». Непосредственной причиной стала статья историка Эрнста Нольте в газете Frankfurter Allgemeine Zeitung. В ней Нольте утверждал, что необходимо нормализировать восприятие немецкой истории. Он заявил, что и другие страны совершали военные преступления. Осуществляя эту «нормализацию», он пошел по пути преуменьшения ужасов Холокоста и других нацистских преступлений. Он изобразил истребление евреев в промышленных масштабах как вполне объяснимую реакцию на дикости и насилия большевизма. Это означало повторение нацистской пропаганды, согласно которой война и террор против Советского Союза носили «превентивный характер».

«В то же время допустимым и даже неизбежным представляется следующий вопрос: не потому ли национал-социалисты и Гитлер совершали “азиатские” преступления, что они видели себя и свой род в качестве потенциальных или реальных жертв “азиатского” преступления? Не предшествовал ли “Архипелаг Гулаг” Освенциму? Не является ли большевистское “классовое убийство” логическим и фактическим предшественником “расового убийства” нацистов?» [13]

Эти слова вызвали бурю возмущения. Многие интеллектуалы, такие как Юрген Хабермас, Рудольф Аугштайн, Генрих Август Винклер, Ганс-Ульрих Велер и Ханс Моммзен резко отвергли их, выступив с публичной критикой Нольте. Критика в его адрес была разнообразной и комплексной, но в целом она ясно выявила, что:

1. стремление Нольте объяснять Холокост личными страхами Гитлера служило тому, чтобы скрыть роль правящих элит Германии;

2. его утверждение, будто нацистская Германия только защищала себя, является исторически несостоятельным;

3. социальные и политические основы сталинского террора — с одной стороны, и нацистских преступлений — с другой, сильно разнились между собой, и, следовательно, исключается возможность противопоставлять их одно другому.

В результате этих столкновений взгляды Нольте были дискредитированы. Ханс Моммзен обвинил Нольте в приближении к «крайне правым взглядам» [14], после чего тот выступал только на собраниях ультраправых.

Со своей стороны Йорг Баберовски в 1986 году защищал Нольте. Он сказал журналу Der Spiegel, что был единственным студентом, который на одном крупном семинаре высказывался в пользу нацистского апологета. В той же публикации Баберовски повторяет свое мнение и заявляет: «К Нольте были несправедливы. Исторически он прав» [15].

Баберовски сделал реабилитацию Нольте своей миссией. С тех пор он начал писать об истории России и Советского Союза. В 1994 году он получил кандидатскую степень во Франкфуртском университете, представив работу «Самодержавие и справедливость. Отношение между законностью и социальной справедливостью в поздней Царской империи, 1864-1914». Семь лет спустя он защитил в Тюбингенском университете докторскую диссертацию под названием «Цивилизаторская миссия, национализм и истоки сталинизма в Азербайджане, 1828-1941».

С тех пор Баберовски занят вопросами Октябрьской революции и сталинизма в Советском Союзе. Его основная цель заключается в преуменьшении нацистских преступлений, чтобы таким путем реабилитировать Нольте. Фальшиво изображая большевистскую революцию варварским нападением на европейскую цивилизацию, выдавая сталинизм за неизбежное следствие Октябрьской революции и фокусируясь на насилии Сталина, при этом вычленяя его из реального политического и социального контекста, он пытается обходным путем представить германское вторжение в Советский Союз как вынужденный акт самообороны.

После реставрации капитализма в Советском Союзе и объединения Германии такие концепции приобрели довольно широкое хождение. Одновременно с возрождением германского милитаризма в последние годы была предпринята систематическая попытка переписать историю и преуменьшить преступления германского империализма с целью подготовки новых войн.

Баберовски в Гумбольдтском университете

Этим объясняется быстрый взлет карьеры Баберовски. Всего через год после получения докторской степени он был принят штатным профессором в Университет имени Гумбольдта, хотя до тех пор ничем особенным себя не проявил. Не колеблясь, он изложил свою программу в первой же лекции. Она заключалась в свирепой атаке на большевиков и изображала сталинский террор логическим следствием Октябрьской революции [16].

Баберовски финансирует раздутый профессорско-преподавательский состав своей кафедры, состоящий из почти сорока коллег, — в основном из внешних источников. Среди спонсоров фигурируют Volkswagen Foundation и Гамбургский институт социальных исследований. Не менее восьми сотрудников финансируются за счет специального исследовательского направления «Репрезентации социальных порядков в переходный период», спонсируемого государственным Немецким научно-исследовательским фондом.

Баберовски также поддерживает тесные связи с немецким Центром военной истории и общественных наук Бундесвера (ZMSBw) в Потсдаме, для которого он пишет статьи и читает лекции. По заказу Военно-исторического исследовательского бюро (MGFA), которое в 2013 году слилось с ZMSBw, он принял участие в совместном написании двух публикаций, предназначенных стать учебниками для немецких солдат [17]. Фотография на веб-сайте MGFA [18] показывает Баберовски и подполковника доктора Буркхарда Кёстера. В июне 2009 года они вдвоём официально начали писать книгу MGFA про Балканы для Министерства иностранных дел. Фотография подчеркивает тесное сотрудничество Баберовски с немецкими военными и тесную связь между университетской работой и его политическими интересами. Это сотрудничество оказывает серьезное влияние на научное содержание его профессорской деятельности.

Баберовски был руководителем, по меньшей мере, одной философской диссертации в сотрудничестве с руководителем MGFA Рольф-Дитером Мюллером. Себастьян Штоппер под руководством Баберовски в 2012 году защитил диссертацию о партизанском движении в Брянской области, которая впоследствии была классифицирована российским судом как экстремистская работа, так как автор представляет немецкие карательные акции в качестве легитимного ответа на операции партизан [19]. По мнению автора, «преступления немецких войск в оккупированной части Советского Союза» не были особенно “немецкими” или “нацистскими”, потому что они были похожи на действия, совершавшиеся советскими войсками [20].

Баберовски также поддерживает тесные связи с Гуверовским институтом при Стэнфордском университете. По его собственным словам, известный антикоммунист Пол Грегори, член Гуверского института, вдохновил его написать его последнюю монографию Verbrannte Erde (Выжженная земля). В 2013 году он принял участие в летнем семинаре в Гуверовском институте, где встретил Роберта Сервиса. Баберовски вскоре пригласил Сервиса, известного фальсификатора истории, представить 12 февраля 2014 года свою позорную биографию Льва Троцкого в Университете им6ни Гумбольдта.

В то время как Баберовски использует все каналы СМИ для распространения своих реакционных взглядов, он агрессивно атакует своих критиков и пытается подавить любое обсуждение его тезисов. Несмотря на то, что мероприятие с участием Роберта Сервиса было уже объявлено, 12 февраля Баберовски вызвал охрану, чтобы заблокировать вход в зал для критически настроенных профессоров, студентов и журналистов.

Осенью 2014 года он попросил администрацию университета запретить встречу, созванную группой «Международная молодежь и студенты за социальное равенство» (IYSSE) на тему «Почему немецкие элиты в очередной раз хотят войны?» Он регулярно отказывается отвечать на вопросы о своих правых тезисах во время дискуссий, реагируя на вопросы истерическими выпадами.

Когда инициатива IYSSE привлекла внимание и поддержку, другие студенты начали критиковать милитаризм своих профессоров, основав блог Münkler Watch. Тут Баберовски полностью потерял самообладание. В берлинской газете Tagesspiegel он назвал студентов «психами», потребовал выгнать их из университетского городка и принять против них полицейские меры [21]. До того он оскорбил администрацию университета в газете Frankfurter Allgemeine Zeitung, потому что администрация постеснялась выполнить его требования и решила не давать этому делу ход. Баберовски заявил, что руководство университета «трусит», думает только о себе и боится негативной огласки [22].

После недопущения критиков в зал с выступлением Роберта Сервиса IYSSE заявила, что авторитарные методы Баберовски соответствуют его попыткам переписать историю: «Конкретная политика требует соответствующих средств. Поведение Баберовски 12 февраля показало, что такой пересмотр истории может быть достигнут только путем запугивания и подавления инакомыслящих» [23]. Эта оценка оказалась вскоре подтверждена.

Другой метод Баберовски заключается в том, чтобы обвинить своих критиков в клевете. Что касается IYSSE, то он никогда не сумел опровергнуть ее утверждения. Вместо этого он пытается замести свои следы. В дискуссии, организованной Фондом Кёрбера 1 июня 2015 года, он заявил, — вопреки своим предыдущим заявлениям, — что историк Эрнст Нольте был неправ. Ему не удалось, однако, дистанцироваться от тезисов Нольте, которые он всегда продвигал. Баберовски, видимо, считает, что его собственные апологеты не будут упорно настаивать на соблюдении академической добросовестности. Поэтому следует поближе взглянуть на академическую работу Баберовски и обнажить ту основную линию, которая лежит в основе тактических зигзагов в публично выражаемых им взглядах.

Теория истории и насилия

Йорг Баберовски не является настоящим академическим ученым; он — правый идеолог. Он выступает за чисто субъективный или идеологический подход к истории. Главным образом это связано с изложением того, что он называет «новыми перспективами» в отношении событий. Его аргументация основывается на иррационалистических позициях Мишеля Фуко, Мартина Хайдеггера и Ханса-Георга Гадамера, и доводит их взгляды до крайности.

«… Нет никакой реальности вне сознания, которое производит его. Мы должны избавиться от мысли, что мы можем узнать, как Русская революция действительно произошла, реконструируя события, как они отразились в документах…» [24]

«Существование фактов связано с их наблюдением, и они доказали свою правильность человеку, если другие люди подтверждают то, что он сам наблюдал. Истины основаны на соглашениях, заключенных между людьми... То, что называется “объективным знанием”, есть, при ближайшем рассмотрении, не более чем межличностные субъективные знания на основе гипотез. Правда есть то, что я и другие считают правдой и подтверждают друг другу как истину» [25].

Это означает, что если отрицатели Холокоста Гюнтер Декерт и Хорст Малер считают, что Освенцима никогда не было, то эта правда стоит на одном уровне со всеми другими. В тексте, написанном в 2014 году, Баберовски даже отрицает возможность какой-либо причинно-следственной связи между событиями:

«Говорят, что события настоящего времени можно объяснить только ссылкой на историю. Не только историки считают это положение правдивым. Оно даже считается очевидным. Но то, что произошло в прошлом, не является причиной поведения тех, кто придет после. Мы даже не знаем, произошло ли событие и как именно. Это потому, что жизнь не является рядом причинно связанных между собой событий. Она состоит из отдельных моментов» [26].

Исходя из этой иррационалистической гносеологии, Баберовски развивает затем вполне определенное понимание задач историографии:

«Ученость может лишь придать правдоподобность и внутреннюю согласованность тому, что она описывает. Научный характер истории ограничивается удовлетворением условий, которые историография поставила самой себе…» [27]

Невозможно сформулировать более идеологически заданный подход к предмету. Научные методы используются не для выяснения вопросов путем критического анализа, а для придания правдоподобности тому, что описывается. Является ли конечный результат правдоподобной ложью, не имеет значения для Баберовски. Единственно важный вопрос заключается в том, что автор ведет аргументацию в соответствии со своими собственными посылками.

Подход Баберовски основан не только на постструктуралистских идеях Фуко, но также на Хайдеггере и Гадамере. Он перенимает реакционное ядро их идеологии. Баберовски понимает историю как традицию отдельных лиц или групп людей, таких как нации или расы. Это — не развитие, которое можно понять; вместо этого история выступает как нечто, что определяет то, как люди видят мир и какую конкретную идентичность для самих себя они усваивают.

«Теперь мы видим, что наша задача не в том, чтобы отстраниться от того, что было нам передано. Мы даже не имеем этого выбора, потому что мы сами стоим в пределах этого наследия. Это наследие не может быть объективировано, оно не может стоять ​​в качестве отдельного объекта вне нас…» [28]

По мнению Баберовски, базовые концепции и теории, лежащие в основе научных знаний, сами по себе не являются объектами анализа. Напротив, Баберовски отстаивает концепцию непознаваемой природы собственной системы координат. Для него история есть традиция, внутри которой находится наблюдатель, но она не является объективным процессом, который можно критически рассмотреть. Согласно этой логике, историография может заниматься лишь созданием идентичности, а не объективным познанием.

Тем не менее, основные понятия, на которых Баберовски основывает свою работу, вовсе не находятся за пределами исследования; в действительности они очень четко выражают социальные интересы правящего класса. Центральной категорией для него является насилие. Поэтому его идеи основаны на работах Вольфганга Софского [29] и Яна-Филиппа Реемтсма [30], которые понимают насилие как conditio humana, основное условие человеческого существования. В рамках этой концепции насилие понимается как простая и элементарная потребность, не обусловленная ​​какой-либо конкретной причиной или целью. Соответственно, постоянное обращение к насилию со стороны людей можно предотвратить только с помощью сильного государства, которое монополизирует применение насилия. Баберовски обобщает это понимание следующими словами:

«Как ни описывают насилие, его всегда представляют как отклонение, неправильный курс, отход от нормы или болезнь, которую однажды вылечат. После того, как этой болезни поставят диагноз, в соответствии с логикой терапевтов, ее можно вылечить: цивилизацией, толерантностью и социальной справедливостью. Все оправдания, выдвинутые культурологами и социологами для объяснения вспышек насилия, являются лишь вариациями на эту тему. Они опираются на убеждение, что социальные условия могут быть изменены. Вера в прекращение насилия есть, возможно, последняя утопия, за которую до сих пор цепляются» [31].

Согласно этому недалекому рассуждению, у насилия нет причин. Оно просто есть и спонтанно нисходит на людей, независимо от условий, в которых они живут, их прошлого, их интересов и т.д. Тот, кто «думает, будто война на уничтожение является извращением человеческой природы, ничего не понял о природе насилия», — пишет Баберовски [32].

Единственным эффективным противодействием насилию, полагает Баберовски, является насилие со стороны государственного аппарата [33]. Конечно, Баберовски не способен обосновать такие жутковатые теории, опираясь на биологию, теорию эволюции, психологию или социологию. Он просто утверждает, что это так. Корни его тезисов не в науке, а в традиции ультрареакционного мышления, представленного Мартином Хайдеггером, Мёллером ван ден Бруком и их коллегами. У всех них непостижимость и неизменность социальных отношений стоит в центре их системы мышления. В основе такой позиции лежит необходимость защиты существующих отношений угнетения и эксплуатации. Несмотря на всю относительность своей гносеологии, Баберовски предельно ясен в этом вопросе. В главе о Карле Марксе он пишет:

«Жизнь есть принуждение. И ничто не говорит в пользу того, что невидимые силы и сложные системы, доминирующие в современном обществе, будут растворяться сами собой. В лучшем случае мы заменяем старые формы рабства новыми и создаем новые концепции свободы» [34].

Баберовски тем самым обозначил основную цель своей работы. Она связана с оправданием растущей жестокости правящего класса, милитаризацией общества и ограничением демократических прав, а также с подготовкой к войне, как он и потребовал в дискуссии в Немецком историческом музее в октябре 2014 года (см. ниже). Принуждение является неотъемлемой частью человеческого существования; сильное государство необходимо для того, чтобы избежать анархии и террора. В этом ядро ​​теоретической конструкции Баберовски.

Опирающийся на подобную концепцию, его взгляд на историю двадцатого века имеет мало общего с реальными событиями. Поскольку он отрицает какие-либо причинно-следственные связи в истории, постольку исторические события служат ему лишь в качестве отправной точки для своих реакционных тезисов, а также выступают как проявления безусловного насилия. Выжженная земля весьма характерна в этом отношении. Книга представляет собой образчик яростного осуждения большевиков. Она написана вульгарным языком и неоднократно демонстрирует открытое презрение к русским рабочим и крестьянам. Главным ее тезисом является утверждение, согласно которому Октябрьская революция была источником варварства двадцатого века. Революция уничтожила буржуазные порядки и тем самым открыла дорогу насилию, которое психопаты, подобные Сталину, смогли использовать в полной мере.

Фальсификация Октябрьской революции

Октябрьская революция представлена ​​как взрыв насилия со стороны отсталой, жестокой и страдающей алкогольной зависимостью рабочей силы. «Революция 1917 г. стала бунтом ожесточившихся, одичавших на войне людей, которые вместе со старым режимом буквально вышвырнули из страны дух европейской цивилизации», — пишет Баберовски [35]. Он утверждает, что большевики не могли политически влиять на озверевшие массы. Они лишь сумели установить кратковременные отношения с ними на основе склонности большевиков к насилию и мужественного поведения.

«В конце концов, победу одержали большевики — не потому, что предложили населению привлекательную политическую программу, а потому, что без колебаний прибегали к силе» [36].

Баберовски описывает Ленина как «закоренелого “кабинетного преступника”, для которого людские трагедии, горе и нужда ничего не значат» [37]. Для него «войны являлись абстракцией, а люди — пешками в большой силовой игре, помогавшей ему и таким, как он, прийти к власти» [38]. Баберовски даже доходит до того, что утверждает, будто большевики жаждали Первой мировой войны.

«Большевикам не просто нужна была война, потому что она отвечала их желаниям. Ради осуществления великого переворота, который они замыслили, им нужно было поражение» [39].

Что касается Гражданской войны, он пишет: «Если бы ее не было, им пришлось бы ее объявить, дабы осуществить свои чаяния» [40].

Это описание большевиков и Октябрьской революции не имеет ничего общего с реальными историческими событиями. Это грубая клевета. На основе своей систематической политической и теоретической работы большевики смогли широко распространить свое влияние в противовес меньшевикам до начала войны в 1913 и 1914 годах. Наряду с сербскими социал-демократами, большевики были единственной партией в Европе, категорически отвергшей войну с самого начала. Своей принципиальной оппозицией они завоевали общее уважение рабочего класса.

В статье «Взятие большевиками власти в октябре 1917 года: Государственный переворот или революция?» Дэвид Норт убедительно показывает, что Октябрьская революция была основана на политическом фундаменте долгих лет агитации и воспитания рабочего класса российской социал-демократией. Он отмечает:

«Завоевание власти большевистской партией вовсе не было результатом путча... Большевистская партия потратила большую часть года, стараясь идти в ногу с массовым движением, динамический импульс которого не наблюдался со времен Французской революции» [41].

Американский историк Александр Рабинович кратко суммировал выводы своей книги Большевики у власти. Первый год советской эпохи в Петрограде— Баберовски был вынужден включить ее в списки литературы на своих семинарах — следующими словами:

«Я пришел к выводу, что Октябрьская революция в Петрограде была в меньшей степени военной операцией, а в большей — объективным и постепенным процессом, корни которого крылись в массовой политической культуре, повсеместном разочаровании итогами Февральской революции и, в этом контексте, в магнетической притягательности большевистских обещаний немедленного мира, хлеба, земли для крестьян и подлинно народной демократии, осуществляемой через многопартийные Советы» [42].

Октябрьская революция стала первым шагом на пути к освобождению человечества от капиталистического варварства. Она покончила с Первой мировой войной, унесшей жизни более двух миллионов российских рабочих и крестьян. Целью ее была мировая социалистическая революция, которая должна была навсегда положить конец войне и эксплуатации.

После того, как Советы под руководством большевиков взяли власть в России 7 ноября 1917 года, правящий класс России и всего мира обрушился на молодое рабочее государство. В Гражданскую войну четырнадцать иностранных держав осуществляли военную интервенцию на стороне Белой армии. Огромная жестокость белогвардейских войск полностью показала потенциал старого режима в деле применения насилия, с помощью которого он сгонял рабочих и крестьян на бойню Первой мировой войны. Антисемитские погромы, массовые убийства крестьян и массовые расстрелы рабочих являлись неотъемлемой частью контрреволюционной войны. Они унесли жизни сотен тысяч человек.

В работе Большевики у власти: Первый год Советской власти в Петрограде Рабинович в деталях описывает, как Красный террор в Петрограде вырос из акта самообороны против иностранной интервенции и белогвардейской контрреволюции. Вовсе не являясь произвольной вспышкой насилия, принятые меры были необходимостью. Они сопровождались интенсивной дискуссией в Советах и в большевистской партии [43].

Лев Троцкий, руководивший Красной Армией в Гражданскую войну, объяснял в книге Терроризм и коммунизм, вышедшей в 1920 году, что жестокость войны выражала тот факт, что буржуазия во всем мире видела для себя угрозу со стороны рабочего государства, что русские рабочие должны были защищаться от мощных реакционных сил. Поэтому в ответе немецкому социал-демократу Карлу Каутскому Троцкий защищал Красный террор и подчеркивал главное различие между насилием угнетенных и насилием угнетателей.

«Террор царизма был направлен против пролетариата. Царская жандармерия душила рабочих, боровшихся за социалистический строй. Наши чрезвычайки расстреливают помещиков, капиталистов, генералов, стремящихся восстановить капиталистический строй» [44].

Бесполезно искать в работе Баберовски какие-либо следы коренных причин насильственных мер, которые применялись большевиками. Он ни разу не упоминает вмешательство иностранных держав и отмахивается от Белого террора, как будто это были неорганизованные акты отдельных лиц. «Враг жил в головах коммунистов. Отсюда проистекали непомерные масштабы и чудовищный характер большевистского террора», — пишет он в Выжженной земле [45]. Игнорируя какое-либо рассмотрение исторических условий, в которых находилась советская власть, Баберовски пытается нарисовать картину ненужной вспышки насилия, сваливая его исключительно на предполагаемое безумие большевиков и отсталость народных масс. Таким образом, он приходит к выводу, что «В красном терроре навязчивые идеи и бредовые представления сочетались с тягой к насилию» [46].

Эти вульгарные и внеисторические тирады необходимы Баберовски для того, чтобы оправдать насильственные государственные режимы и криминализацию любой оппозиции против существующего порядка. Они служат основой для его объяснения сталинизма, которое так же оторвано от исторического контекста и представляется в виде плавного продолжения Октябрьской революции.

Деконтекстуализация сталинизма

Баберовски проводит прямую линию от революции до сталинского террора. Он утверждает, что гражданская война стала «генеральной репетицией сталинизма» и «досталинским сталинизмом» [47]. Утверждается также, что масштаб сталинского террора оправдывался стремлением Октябрьской революции преодолеть буржуазный порядок:

«Лишь в атмосфере тотального произвола и нестабильности Сталин сумел претворить в действительность свои грезы о всемогуществе и жажду насилия. Большевистский поход против старой России открыл шлюзы, из которых насилие хлынуло неудержимым потоком» [48].

Баберовски полностью отрицает какой-либо смысл, стоящий за сталинским террором, и представляет его в качестве индивидуального акта сумасшедшего, что стало возможным потому, что революция открыла «дорогу насилию».

«Террор осуществлялся волнами: наращивал интенсивность, когда Сталин решал предоставить слово насилию, и терял ее, когда надоедал диктатору. Насилие не порождалось ни системой, ни социальными конфликтами» [49].

На протяжении всей книги Баберовски дает одно за другим подробные изображения насилия, но, с другой стороны, не описывает, даже в общих чертах, их исторический контекст. Напротив, для того, чтобы поддержать свой абсурдный тезис о безусловном насилии, он вынужден скрывать или фальсифицировать реальные исторические события.

В действительности массовый террор, осуществленный Сталиным в 1930-е годы, не был следствием Октябрьской революции. Напротив, он был специфически ориентирован против социалистического наследия революции. Сотни тысяч коммунистов были убиты в чистках или умерли в лагерях ГУЛАГа.

В 1920-е годы в Советском Союзе шли ожесточенные баталии между правящей сталинской кликой и Левой оппозицией во главе со Львом Троцким. В то время как первый представлял диктатуру чиновничьего слоя против рабочих, последний защищал интернационалистскую программу Октябрьской революции и рабочей демократии. Социальные и политические противоречия между бюрократией и рабочим классом, выразившиеся в этих боях, принимали все более острые формы и привели к чисткам 1930-х годов, апогею сталинистской контрреволюции.

Российский историк Вадим Роговин завершил свою обширную работу о сталинских чистках замечанием: «Они представляли собой единственно возможный ответ Сталина на растущую оппозицию внутри коммунистического движения как внутри, так и за пределами Советского Союза» [50]. Троцкий предложил аналогичную характеристику великого сталинского террора.

«Чудовищные, как по масштабам, так и по методам, “чистки” отражают невыносимую напряженность отношений между советской бюрократией и народом… Сталин провел эту чистку не по пустому капризу ориентального деспота: он был вынужден к ней борьбой за сохранение власти» [51].

Во введении к важнейшей работе Троцкого Преданная революция Дэвид Норт убедительно суммирует причины роста бюрократии под руководством Сталина. С ростом бюрократии были связаны основные социальные процессы.

«Хотя запоздалое развитие капитализма в России сделало создание советского государства возможным, непредвиденное запоздание в победоносном развитии мировой социалистической революции явилось основной причиной его извращения. Форма, которую приняло это извращение: огромный рост бюрократии в аппарате советского государства и большевистской партии, поразительная концентрация власти в руках этой бюрократии» [52].

Политические дискуссии и их социальный контекст не интересуют Баберовски, ведь все они противоречат его нелепой теории насилия. Во всей 600-страничной книге он посвящает всего четыре страницы внутрипартийным дискуссиям 1920-х годов. В дискуссиях он видит лишь борьбу за «влияние и власть», а также «различные представления» [53]. Баберовски позже заявляет, что троцкисты были всего лишь «горсткой коммунистов, не имевших ни власти, ни влияния», и страх Сталина перед «смертельной угрозой» его правлению был плодом его фантазий [54]. Он не приводит ни одного доказательства в поддержку этого тезиса.

В своей попытке изобразить сталинизм неизбежным следствием революции Баберовски выходит далеко за рамки этих упущений и опошлений. Он прибегает к откровенной фальсификации. Особенно одиозным выглядит то, как он излагает мнение Троцкого о новом человеке.

Троцкий объяснил свой взгляд на развитие «нового человека» в социалистическом обществе в одной из статей своей книги Литература и революция. Он описывает там процесс развития людей в подлинно демократическом обществе, когда в важных социальных решениях будут принимать участие «широкие народные массы» [55]. Троцкий объясняет, как бессознательные политические, экономические и культурные процессы будут осознаваться человеком и, таким образом, сделают людей хозяевами общества и своей собственной природы. Текст подчеркивает цель Октябрьской революции: создать общество, «в котором свободное развитие каждого является условием свободного развития всех» [56].

Выборочно цитируя текст Троцкого, Баберовски выворачивает его смысл наизнанку. Вместо народного самоутверждения, как он полагает, массы должны будут подвергнуты диктатуре и угнетению, более тяжелым, чем при немецком национал-социализме, но менее сильным, чем в сталинизированном Советском Союзе. Что касается концепций Троцкого, Баберовски пишет:

«Большевистским вождям насилие служило не только средством достижения цели. Культ насилия и убийства являлся неотъемлемой частью большевистской картины мира, в которой новый человек никогда не останавливался перед насилием… Поэтому новому человеку следовало дисциплинировать свое тело, превращая его в стандартизированную безвольную машину, всецело принадлежащую коллективу» [57].

Неустанно и упорно фальсифицируя взгляды Троцкого, Баберовски стремится идентифицировать большевизм со сталинизмом. С этой же целью он полностью отрицает огромный социальный прогресс, толчок которому был дан Октябрьской революцией, и который затем был во многом блокирован сталинистской диктатурой. Этот прогресс был связан с окончанием мировой войны, обобществлением средств производства, перераспределением земли, установлением равенства женщин и права на национальное самоопределение угнетенных этнических групп, а также с беспрецедентным расцветом искусства и культуры.

Баберовски искажает не только действия и цели большевиков; его одностороннее изображение насилия ведет его к искажению подлинного характера сталинистского режима. Господство сталинизма базировалось на фундаментальном противоречии, из которого выросла беспощадная жестокость режима. В то время как бюрократия подавляла рабочих и попирала все социалистические идеалы, ее правящее положение обеспечивалось фактом существования рабочего государства и имущественными отношениями, созданными Октябрьской революцией. Социалистическая собственность на средства производства сделала возможным беспрецедентное социально-экономическое развитие. Несмотря на сталинистское перерождение, первое рабочее государство сохраняло громадную привлекательность в глазах рабочих Советского Союза и всего мира.

Только признав этот факт можно понять героическую борьбу советских рабочих и колхозников против сил нацизма. Хотя Сталин обезглавил Красную Армию и допустил много разрушительных стратегических ошибок, советские солдаты всеми силами боролись против фашизма. Они делали это, потому что защищали завоевания революции против фашистской угрозы.

Но Баберовски не интересуют эти вопросы. В его версии Второй мировой войны лишь угроза насилия со стороны Сталина вынуждает советских рабочих и крестьян сражаться на фронте. Баберовски пишет, что в «бою (против фашистских оккупантов) идеи вообще не играют никакой роли», и что «идеологии вступают в игру после войны, когда нужно придать смысл принесенным жертвам» [58].

Как и революцию, Баберовски рисует антифашистскую борьбу Красной Армии как просто еще одну вспышку насилия. При этом он игнорирует, насколько это возможно, исторический контекст немецкого вторжения и продолжает заниматься фальсификациями и преувеличениями. Кристоф Дикман указывает, что Баберовски в три раза преувеличивает число немецких военнопленных, убитых Красной армией во время отступления из Львова, а также повторяет, без каких-либо комментариев, немецкие военные мифы [59].

Пересмотр предыдущих тезисов

Положения, сформулированные Баберовски в Выжженной земле, ревизуют его прежние тезисы. Книга представляет собой переработку работы Красный террор, написанную в 2003 году. В прежней книге Баберовски повторял классическую антикоммунистическую идею, согласно которой сталинизм был логическим последствием стремлений марксизма к «новой эпохе». Большевики, мол, являлись «послушными учениками Века разума и просвещения». Из-за российской отсталости это будто бы непосредственно вело к сталинскому террору. Он добавляет, что «для них (большевиков) государство было садовником, превращавшим дикие пейзажи в симметрично разбитые парки» [60].

В предисловии к Выжженной земле Баберовски заявляет, что ему «не нравятся» эти тезисы, и многое из того, что он писал в прошлом, кажется сейчас «нелепым». В соответствии с его теорией насилия, базовый принцип сталинизма теперь состоит не в государственных приказах, а в распаде общественного порядка. «В СССР 1930-х гг. господствовали не бюрократия и ее своды правил, а патроны и клиенты. Над ними стоял диктатор, чья власть опиралась на преданность провинциальных вассалов». Насилие объясняется не преследованием целей модернизации, а отсталым зверством: «К роковым последствиям современное стремление к однозначности приводило прежде всего в слабо огосударствленных, досовременных районах, где не ставилось границ вседозволенности и жажде уничтожения фанатичных идеологов» [61].

Баберовски теперь оценивает свою прежнюю концепцию, принятую на основе работы социолога Зигмунта Баумана, как «голословное утверждение» [62]. В этом он прав. Но он также неспособен доказать на фактическом материале истории свои новейшие взгляды на насилие. При этом он не объясняет причину пересмотра своих теорий. Если исследователь пересматривает свою прежнюю позицию, то следует ожидать от него детального рассмотрения соответствующих источников и пересмотра более ранних оценок в свете новых сведений, и, тем самым, обоснования своего нового тезиса. Но это не про Баберовски. Исходя из своей иррационалистической теории истории, он заинтересован не в понимании исторических событий, а в использовании их для создания идентичности и идеологии.

Суть его новой концепции ясна: когда насилие, вырывающееся из-под государственного контроля, ведет к терроризму и варварству, то это оправдывает вмешательство великих держав, поддерживающих общественный порядок и мир. Несмотря на откровенно реакционный характер прошлого тезиса о модернизации, он все же содержал элемент критики, направленный против колониализма и империализма. Ирма Крайтен, время от времени сотрудничающая с Баберовски, объясняет эти новые ориентиры его работой в Центре военной истории и общественных наук (ZMSBw) Бундесвера и указывает на то, что в своих последних работах Баберовски расхваливает колониальную политику царской империи [63].

Тем не менее реальная направленность подхода Баберовски выходит далеко за рамки этого. По существу, он занят преуменьшениемнацистских преступлений и реабилитацией германского империализма. Утверждение, согласно которому варварство ХХ века выросло преимущественно из антигосударственных сил, является — если приять во внимание в промышленных масштабах и с военной точностью спланированное уничтожение европейских евреев — отвратительным историческим искажением. То же самое относится и к утверждению о том, что насилие в годы Второй мировой войны не являлось результатом каких-либо политических мотивов.

Чтение Выжженной земли ясно показывает, что Баберовски в действительности делает со своей теорией насилия. Лишив насилие ХХ века политического контекста, он ставит советское и нацистское насилие на один уровень. Если раньше в книге Красный террор он писал, что фашистский террор «затмил» советский [64], то теперь эти два террора уравнялись в масштабах [65].

Преуменьшение нацистских преступлений и реабилитация германского империализма

В свете подхода Баберовски ко Второй мировой войне все его недомолвки, искажения и фальсификации советской истории приобретают новое значение. Его описание большевиков и советского общества рисует в воображении сцену варварских орд, которые только и ждут, чтобы захватить цивилизованную Европу. Не случайно его изображение большевиков несет черты явного сходства с нацистской пропагандой. Рассказ Баберовски о пьяных русских рабочих, присоединяющихся к большевикам в оргиях дикого насилия, поразительно напоминает высказывания нацистского министра пропаганды Йозефа Геббельса. На митинге нацистской партии в 1936 году Геббельс заявил:

«Большевизм имеет, по крайней мере, одно очень определенное преимущество перед всеми другими группами, которые удерживают политическую власть — за исключением тех, кто представляет собой абсолютную и откровенную оппозицию. Он безрассудно мобилизует низшие классы человечества, которые существуют среди отбросов каждой нации и выступают против государства и поддерживающих его идей. Это мобилизация низменных инстинктов народа, направленная на уничтожение всех продуктивных и ценных элементов расы» [66].

За исключением упоминания про расу, это разглагольствование сильно напоминает высказывания Баберовски. Выступление Геббельса было составной частью подготовки к войне против Советского Союза. Он заявил в своей речи, что Советский Союз готовится к войне против Германии и только ждет удобного момента, чтобы нанести удар. Баберовски разделяет с Геббельсом это мнение. Он намекает в Выжженной земле, что Сталин хотел вести войну против Германии:

«В обстановке войны Сталин и его приближенные чувствовали себя в своей стихии, диктатору больше всего на свете нравилось вести войны, которые он мог выиграть» [67].

Баберовски не может указать ни на один факт, который послужил бы подтверждением этого возмутительного заявления. За исключением нацистской пропаганды, нет абсолютно никаких доказательств, подкрепляющих его.

Ложь Баберовски служит для того, чтобы представить немецкое вторжение в Советский Союз как акт самообороны. Предположив, что варварские орды Советского Союза только и ждут подходящего момента, чтобы напасть на Германию, он подразумевает, что война Гитлера имела упреждающий характер и, таким образом, была оправдана. Чтобы подкрепить этот грубый тезис, Баберовски должен отрицать или, по крайней мере, преуменьшить тот факт, что Гитлер ставил цель вести войну на уничтожение против Советского Союза. Уже в 1925 году Гитлер объявил о войне на уничтожение (Vernichtungskrieg) против России в книге «Mein Kampf» и неоднократно упоминал об этом своем намерении. Рядом указов фюрер приказал уничтожить «советско-еврейскую интеллигенцию» и, позднее, значительную часть гражданского населения на советской территории. В соответствии с расистскими концепциями нацистов «жизненное пространство (Lebensraum) на Востоке» должен было быть создано именно таким образом. «Генеральный план Ост [Восток]» предполагал уменьшение славянского населения на тридцать миллионов человек.

Согласно Баберовски, не германский империализм и расистская жажда убийств со стороны нацистов привели к терроризированию гражданского населения и, в конечном итоге, к Холокосту. Нет, к этому вело положение дел на Восточном фронте, вина за которое падает на Советский Союз. Баберовски пишет:

«В любой войне такое состояние — достаточная причина для того, чтобы оказывать сопротивление противнику и творить зверства. Никакими идеологическими убеждениями подобное поведение объяснить нельзя. Гитлеровские солдаты вели не идейную войну, а такую, чья динамика повелевала ими, не давая освободиться… Гитлер неблагоразумно поступил, когда пошел войной на режим, для которого массовое насилие стало второй натурой, режим, чьи солдаты знали в этом насилии толк. При подобном противнике вермахту недолго оставалось ходить в победителях» [68].

В более раннем тексте Баберовски даже утверждал, что Советский Союз нес основную ответственность за нацистскую войну на уничтожение. Он писал:

«Сталин и его генералы вынудили Вермахт начать новый вид войны, который не оставлял гражданское население в стороне» [69].

Такие формулировки обычно встречаются только в крайне правых кругах и среди отрицателей Холокоста. Историческим фактом является то, что немецкие войска несли с собой исторически беспрецедентный оккупационный режим, который завершился уничтожением европейского еврейства в промышленных масштабах. Нацисты убили три миллиона евреев на оккупированных территориях Советского Союза. В целом погибло около 27 миллионов советских граждан, более половины из них являлись гражданскими лицами. То, что Советский Союз выиграл битву против чудовищного режима нацистов, связано не с русским влечением к ​​массовому насилию, которое якобы стало у русских привычкой. Победа объясняется, помимо всего прочего, героической борьбой Красной Армии и превосходством Советского Союза в промышленном потенциале, который, после 1942 года, обеспечил производство значительно более эффективной военной техники. Преступления сталинистской бюрократии, с другой стороны, значительно ослабили военную эффективность Красной Армии [70].

Баберовски не оставляет никаких сомнений начет того, что он считает германский фашизм и Холокост менее жестокими, чем сталинистскую диктатуру в Советском Союзе:

«Не существовало страны, где классовые противоречия были бы острее, а привилегии правящей касты больше, чем в Советском Союзе, и где людям приходилось бы жить в таком страхе» [71].

В 2009 году Баберовски писал еще более откровенно:

«Различия между системами (сталинизма и нацизма) становятся более явными, когда включаешь в рассмотрение довоенную историю. С моральной точки зрения это сравнение не в пользу большевиков» [72].

После того, как началась война, фашисты всего лишь подражали большевикам:

«Война на Востоке создала возможность действовать в соответствии с их мышлением и реализовывать планы убийства миллионов людей. В этом отношении Гитлер и его помощники лишь шли по стопам того, что Сталин и его последователи уже совершили в Советском Союзе» [73].

В дополнение к этому Баберовски считает практически ничтожным тот террор, который нацисты проводили в отношении живших в Германии коммунистов, социал-демократов, евреев, гомосексуалистов и т.д.:

«В отличие от нацистов, большевики не только вели войну против внешних врагов; они также убивали противников на внутреннем фронте» [74].

В другом месте он говорит:

«В Германии диктатура оставалась режимом консенсуса, поддержанного лояльными гражданами и запугивающим лишь меньшинство» [75].

И, наконец, Баберовски даже отсекает Холокост от его связи с германским империализмом и нацистской идеологией, изображая это событие всего лишь как результат эскалации насилия на Восточном фронте. Он утверждает, что Советский Союз тоже провел бы организованное в промышленных масштабах уничтожение этнических групп, если бы у Сталина не имелось достаточно территорий для их депортации:

«Но как же случилось, что сталинская спираль насилия не привела к промышленно организованному массовому убийству?.. Режим имел возможность отправить заклейменное и обвиненное [в преступлениях] население в Среднюю Азию и тем самым вывезти его из “опасной зоны”. Этническая и социальная “консолидация земель” империи стала возможной только потому, что правителям в азиатской части Советского Союза удалось создать новые области амбивалентности, где их враги могли быть предоставлены самим себе» [76].

Мы привели всего лишь несколько из десятков формулировок, которые снова и снова использует Баберовски, чтобы оправдать нападение Гитлера на Советский Союз и преуменьшить преступления нацистов. Его сегодняшние концепции выходят далеко за рамки позиций, выдвигавшихся Нольте в 1986 году.

Как приняли Баберовски?

В отличие от 1980-х годов официальные СМИ не стали оспаривать тезисы Баберовски. Хотя научные обозреватели подвергли резкой критике книгу Выжженная земля [77], их порицания не получили широкого резонанса. Наоборот, ревизионистская работа Баберовски Выжженная земля завоевала награду на Лейпцигской книжной ярмарке среди произведений научной литературы.

Отсутствие протеста против тезисов Баберовски является не следствием ценности его аргументов, а банкротством его бывших критиков. За последние тридцать лет произошел существенный сдвиг вправо в кругах бывшего левого крыла академической среды.

Юрген Хабермас, один из главных героев Historikerstreit («спора историков»), выдвигал в 1980-х годах довольно слабые аргументы против Нольте. С тех пор он последовательно перемещался все дальше направо. В 1998 году он выступил с оправданием первого военного развертывания немецкой армии со времен окончания Второй мировой войны. Он заявил тогда в еженедельной газете Die Zeit, что Германия всей своей историей обязана вести войну против Сербии [78].

Ганс-Ульрих Велер во время «спора историков» выдвигал некоторые ценные исторические аргументы против Нольте. Он умер в июле 2014 года, став к тому времени защитником расистского социал-демократа Тило Саррацина и его ксенофобских тезисов.

Ханс Моммзен, который в 1980-е годы выдвинул некоторые очень важные аргументы о фундаментальных различиях между сталинистским Советским Союзом и нацистской Германией, написал предисловие для более ранней ревизионистской работы Баберовски и Деринг-Мантёйфеля [79], высоко оценивая ее.

Важно отметить, что Баберовски аплодируют представители Левой партии. Газета партии Neues Deutschland опубликовала хвалебный панегирик по поводу Выжженной земли, где Баберовски описан как «тот, кто глубоко копает ставшие, наконец, доступными архивы», кто обнажил «преступно ориентированную психику» Сталина [80]. Эта рецензия явно поддерживает фальсификацию Баберовски в отношении Октябрьской революции и сталинизма:

«Ленинский переворот и революционное нападение на русскую историю; радикальное попрание большевиками потенциального расцвета гражданского общества; безумная борьба новой поддержанной меньшинством государственной власти против войны и эксплуатации, приводящая только к дальнейшей войне и еще большим страданиям; бешеная коллективизация, зажегшая пламя ненависти между городом и деревней, — все это создало постоянно хрупкое государство, тот хаос, в котором патологическая страсть Сталина к жестокости, замаскированная патетически благочестивым знаменем спасительного руководства, могла оставаться фактом реальности в течение многих лет» [81].

В этой статье даже не упоминаются ревизионистские труды Баберовски. То же самое относится и к обзорам этой книги, которые были опубликованы фондом Розы Люксембург и федеральным парламентарием от Левой партии Галиной Вавзыняк. В своей рецензии на книгу Вавзыняк отдельно подчеркивает идею о преемственности между большевизмом и сталинизмом [82]. Теории Филипа Реемтсма о насилии также находят отклик со стороны идеологов Левой партии, таких как Михаэль Бри, как это удалось установить автору настоящей статьи.

Депутат городского парламента Берлина от Левой партии Эврим Зоммер пригласила Баберовски на обсуждение книги на собрании в своем избирательном округе Лихтенберг в мае 2015 года, удалив из зала тех, кто мог бы оспорить его тезисы. Она сама явным образом поддержала Баберовски и осудила студентов Университета имени Гумбольдта за их критику.

Одобрение этой позиции значительным слоем бывших левых и либеральных ученых и политических деятелей служит выражением определенной социальной ориентации. Чем сильнее растет социальная поляризация, чем более усиливается милитаризм, тем в большей степени зажиточные слои среднего класса и их сторонники приспособляют свои позиции к настроениям правящих элит. Реставрация капитализма в Советском Союзе и воссоединение Германии придали им заряд уверенности в себе. Они стали более открыто формулировать свои собственные социальные интересы.

Идеологической смазкой сдвига этих слоев вправо выступают теории постмодернизма, ярко проявившиеся в работах Йорга Баберовски. В ходе презентации своей книги Русская революция и незавершенное XX столетие на Лейпцигской книжной ярмарке Дэвид Норт метко подытожил основы постмодернизма:

«[Он] теоретически покоится на основе субъективного идеалистического иррационализма, политически мотивируется враждебностью к социализму и в социальном смысле коренится в материальных интересах правящего класса и преуспевающих слоев среднего класса» [83].

В последние годы социальные конфликты — на фоне возвращения германского милитаризма — стали еще более резкими. Подавляющее большинство населения настроено против агрессивной внешней политики федерального правительства Германии. Принудительное проведение такой политики, следовательно, требует авторитарных мер в сочетании с историческими фальсификациями и ложью.

Йорг Баберовски воплощает в себе оба элемента — пристрастие к авторитаризму и талант фальсификаций. Он произносит злобные тирады против Октябрьской революции и ведет линию на преуменьшение нацистских преступлений, сочетая это с требованием более агрессивной внешней политики. В ходе дискуссии в Немецком историческом музее в октябре 2014 года он вел себя особенно раскованно, объясняя, как важно, чтобы «Германия взяла на себя ответственность за конфликты, которые ее затрагивают».

При этом нужно «иметь в виду, что такие шаги дороговаты, а солдаты и оружие должны быть отправлены туда, где власти не существует», — сказал Баберовски. Он добавил, что это требует «политической воли и политической стратегии. И самое главное, надо открыто сказать: чтобы быть успешным, мы не должны стоять в стороне. Чтобы это должно быть полезным для нас. Это будет стоить денег. Мы должны послать войска. Такие страны, как Ирак, Сирия и Ливия уже не в состоянии решать свои проблемы в одиночку».

Для того чтобы победить террористов, Баберовски, в итоге, предлагает не больше и не меньше, как применение методов войны на уничтожение. Вот его слова:

«Если вы не готовы брать заложников, сжигать деревни и вешать людей, распространять страх и террор, как это делают террористы; если вы не готовы делать это, то вы не победите в подобного рода конфликтах, и вам лучше сторониться их» [84].

То, что такие заявления, равно как и злобные исторические фальсификации Баберовски, не только остаются без ответа в СМИ и научных кругах, но и, напротив, фактически поддерживаются и защищаются, является признаком деградации немецкой интеллигенции. Этот социальный слой превратился в важнейшую опору германского милитаризма.

Борьба за историческую правду самым тесным образом связана с борьбой против милитаризма и его корней в капиталистической системе. Рабочие должны знать историю, чтобы иметь возможность независимо вмешиваться в ход политических событий. Политическое движение рабочего класса нуждается в историографии, ориентированной на раскрытие истины.

Примечания:

[1] David North, The Russian Revolution and the Unfinished Twentieth Century, Oak Park 2014, p. xx.

[2] Dirk Kurbjuweit, “World War I Guilt: Culpability Question Divides Historians Today”, in Spiegel Online International: http://www.spiegel.de/international/world/questions-of-culpability-in-wwi-still-divide-german-historians-a-953173-2.html, retrieved on 27.09.2015.

[3] cf., for example, Fritz Fischer, „Hitler war kein Betriebsunfall“ (”Hitler Was Not an Accident”), in: Spiegel Spezial 1989/2, 01.02.1989, http://www.spiegel.de/spiegel/spiegelspecial/d-52322577.html, retrieved on 06.16.2015.

[4] The so-called Final de-Nazification Law of 11 May 1951, also known as the 131st law, enabled the reinstatement of so-called Nazi ”fellow travelers” in the civil service.

[5] op. cit. Dirk Kurbjuweit.

[6] Peter Schwarz, Marxismus gegen Maoismus (Marxism against Maoism), Essen 1988, p 53.

[7] ibid., pp. 62-63.

[8] Andreas Kühn, Andreas Kühn, Stalins Enkel, Maos Söhne. Die Lebenswelt der K-Gruppen in der Bundesrepublik der 70er Jahre [Stalin’s Grandchildren, Mao’s Sons. The World of the K Groups in the Federal Republic of the 1970s], Frankfurt 2005, pp. 128, 129-130.

[9] „Kommunismus und Klassenkampf 7/1978“ [”Communism and Class Struggle 7/1978”], p.335, quoted from: Andrea Ludwig, Neue oder deutsche Linke? Nation und Nationalismus im Denken von Linken und Grünen [New or German Left? Nation and Nationalism in the Minds of the Left Party and Greens], Opladen 1995, p 53.

[10] cf. Andreas Kühn, Stalin’s Grandchildren, Mao’s Sons, pp. 130-131.

[11] Наиболее известные из них: министр-президент земли Баден-Вюртемберг Винфрид Кречман; бывший федеральный министр здравоохранения Улла Шмидт; глава Фонда Генриха Бёлля, Ральф Фюкс; Йоша Шмирер, бывший советник по вопросам внешней политики у Йошки Фишера и Франка-Вальтера Штайнмайера; наиболее известный бизнесмен — это бывший генеральный директор логистической корпорацииSchenker Ганс-Йорг Гагер.

[12] cf. Jörg Baberowski, „Putin ist immer einen Schritt voraus“, [”Putin is Always One Step Ahead”], in: Tagesanzeiger, 05.19.2015, http://www.tagesanzeiger.ch/kultur/Putin-ist-immer-einen-Schritt-voraus/story/12196544, retrieved on 05/31/2015.

[13] Ernst Nolte, „Vergangenheit, die nicht vergehen will. Eine Rede, die geschrieben, aber nicht gehalten werden konnte“, [”The Past that Won’t Pass Away. A Speech That Was Written but Could Not Be Delivered”], in: Frankfurter Allgemeine Zeitung, 06.06.1986, cited from: Reinhard Kühnl (ed.), Streit ums Geschichtsbild. Die „Historiker-Debatte“. Darstellung, Dokumentation, Kritik [Conflict About History. The ”Historians’ Dispute”]. Representation, Documentation, Criticism, Cologne, 1987, p. 36.

[14] Hans Mommsen, „Das Ressentiment als Wissenschaft. Anmerkungen zu Ernst Noltes ‚Der europäische Bürgerkrieg 1917–1945. Nationalsozialismus und Bolschewismus‘“ [”Resentment as a Science. Comments to Ernst Nolte, ‚The European Civil War 1917-1945. Nazism and Bolshevism’”], in: Geschichte und Gesellschaft [History and Society], Vol 14, Issue 4, 1988, p. 502.

[15] Dirk Kurbjuweit, „Der Wandel der Vergangenheit“ [”The Transformation of the Past”], in: Der Spiegel 7/2014, p 115, 116.

[16] See. Jörg Baberowski, „Zivilisation der Gewalt. Die kulturellen Ursprünge des Stalinismus“ [”Civilization of Violence. The Cultural Origins of Stalinism ”], inaugural lecture, to: Humboldt University of Berlin, 10.7.2003, http://edoc.hu-berlin.de/humboldt-vl/136/Баберовский-joerg-3/PDF/Баберовский.pdf, retrieved on 06/07/2015.

[17] Cf. Hans Ehlert, „Vorwort“, [”Foreword”], in:. MGFA (ed.), Wegweiser zur Geschichte. Afghanistan [How to History. Afghanistan], Paderborn 2009, p 7-8; Jörg Baberowski, „Der hundertjährige Krieg 1774–1878: Russische Expansion und zaristische Herrschaft“, [”The Hundred Years War 1774-1878: Russian Expansion and Tsarist rule”], in: MGFA (ed.), Wegweiser zur Geschichte. Kaukasus, [How to History. Caucasus], Paderborn 2008, p 37-45; Jörg Baberoswki, „Afghanistan als Objekt britischer und russischer Fremdherrschaft im 19. Jahrhundert“, [”Afghanistan as an Object of British and Russian Rule in the 19th century”], in: MGFA (ed.), Wegweiser zur Geschichte. Afghanistan [How to History. Afghanistan], Paderborn 2009, p 27-35.

[18] See: Zentrum für Militärgeschichte und Sozialwissenschaften der Bundeswehr [Center of Military History, and Social Sciences at the Bundeswehr], http://www.mgfa-potsdam.de/html/zms_bildAnzeige.php?img_id=810&PHPSESSID=, retrieved on 06/07/2015.

[19] Benjamin Bidder, „Partisanen-Propaganda. Moskau stuft deutschen Historiker als Extremisten ein“, [”Partisan Propaganda. Moscow Ranks German Historians as Extremists”], on Spiegel Online policies, 16.6.2014, http://www.spiegel.de/politik/ausland/russland-stuft-deutschen-historiker-stopper-als-extremisten-ein-a-974971.html, retrieved on 06/07/2015.

[20] Sebastian Stopper, „Das Brjansker Gebiet unter der Besatzungsherrschaft der Wehrmacht 1941 bis 1943“, [”The Bryansk Region under the Occupation Regime of the Wehrmacht 1941 to 1943”], Dissertation on: Humboldt University of Berlin, 9.7.2012, p 168, http://edoc.huberlin.de/dissertationen/stopper-sebastian-2012-07-09/PDF/stopper.pdf, retrieved on 02/06/2015.

[21] Tilmann Warnecke and Anja Kühne, „Herfried Münkler wirft Bloggern antisemitische Muster vor“, [”Herfried Münkler Accuses Bloggers of Antisemitic Methods”], in: Der Tagesspiegel, 20.5.2015, http://www.tagesspiegel.de/wissen/muenkler-watch-an-hu-berlin-herfried-muenkler-wirft-bloggern-antisemitische-muster-vor/11801382.html, retrieved on 06/16/2015.

[22] Friederike Main, „Unser Professor, der Rassist“, [”Our professor, the Racist”], on Frankfurter Allgemeine Zeitung, 17.5.2015, http://www.faz.net/aktuell/politik/inland/attacken-gegen-professoren-muenkler-und-Баберовский-13596126.html, retrieved on 06/16/2015.

[23] ”Berlin IYSSE Protests Professor Jörg Baberowski’s Suppression of Democratic Discussion at Humboldt University”, 02/22/2014, https://www.wsws.org/en/articles/2014/02/22/babe-f22.html, retrieved on 10/07/2015.

[24] Jörg Baberowski, Der Sinn der Geschichte. Geschichtstheorien von Hegel bis Foucault, [The Meaning of History. Theories of History from Hegel to Foucault], Munich 2005, 2nd edition, 2013, p 22.

[25] Ibid., p. 96.

[26] Jörg Baberowski, „Angst und Macht. Tätergemeinschaften im Stalinismus“, [”Fear and Power. Perpetrators Communities in Stalinism”], in: Jörg Baberowski, Robert Kindler (ed.), Macht ohne Grenzen. Herrschaft und Terror im Stalinismus, [Power Without Limits. Domination and Terror in Stalinism], Frankfurt am Main 2014 p. 47.

[27] Jörg Baberowski, Der Sinn der Geschichte. Geschichtstheorien von Hegel bis Foucault, [The Meaning of History. Theories of History from Hegel to Foucault], Munich 2005, 2nd edition, 2013, pp 29-30.

[28] Ibid., p. 62.

[29] Wolfgang Sofsky, Traktat über die Gewalt, [Treatise of Violence], Frankfurt 2005.

[30] Jan-Philipp Reemtsma, Die Gewalt spricht nicht. Drei Reden, [The Violence Does Not Speak. Three Speeches], Leipzig 2002.

[31] Jörg Baberowski, „Ermöglichungsräume exzessiver Gewalt“, [”Enabling Spaces Excessive Force”], in: Jörg Baberowski, Gabriele Metzler (ed.), Gewalträume. Soziale Ordnungen im Ausnahmezustand, [Violence Rooms. Social Systems in a State of Emergency], Frankfurt am Main 2012, pp 12-13.

[32] Jörg Baberowski, „Kriege in staatsfernen Räumen. Russland und die Sowjetunion 1905–1950“, [”Wars in Distant State Rooms. Russia and the Soviet Union 1905-1950”], in: D. Beyrau, M. Hochgeschwender, D. Langewiesche (ed.), Formen des Krieges. Von der Antike bis zur Gegenwart, [Forms of war. From antiquity to the present], Paderborn 2007, p 309.

[33] Cf. Jörg Baberowski, „Ermöglichungsräume exzessiver Gewalt“, [”Enabling Spaces Excessive Force”], in:. Jörg Baberowski, Gabriele Metzler (ed.), Gewalträume. Soziale Ordnungen im Ausnahmezustand, [Violence Rooms. Social Systems in a State of Emergency], Frankfurt 2012, p. 24.

[34] Jörg Baberowski, Der Sinn der Geschichte. Geschichtstheorien von Hegel bis Foucault, [The Meaning of History. Theories of History from Hegel to Foucault], Munich 2005, 2nd edition, 2013, p 98.

[35] Баберовски Й. Выжженная земля. Сталинское царство насилия. М., 2014, с. 39.

[36] Там же, с. 43.

[37] Там же, с. 52.

[38] Там же, с. 35.

[39] Там же, с. 35-36.

[40] Тамже, с. 46.

[41] David North, The Russian Revolution and the Unfinished Twentieth Century, Oak Park 2014, pg. 7.

[42] Alexander Rabinowitch, The Bolsheviks in Power: The First Year of Soviet Rule in Petrograd, Bloomington 2007, p. x.

[43] Cf. ibid., “The Road to ‘Red Terror’”, pp. 313-329.

[44] http://www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl033.htm.

[45] БаберовскиЙ. Выжженная земля. Сталинское царство насилия. М., 2014, с. 50.

[46] Там же, с. 53.

[47] Там же, с. 48.

[48] Там же, с. 100.

[49] Там же, с. 163.

[50] Vadim S. Rogovin, Gab es eine Alternative zum Stalinismus? [Was There an Alternative to Stalinism in the USSR?], Essen 1996, p. 39.

[51] «Загадка СССР» // http://web.mit.edu/fjk/www/FI/BO/BO-79.shtml.

[52] Бюллетень Четвертого Интернационала, № 5, сентябрь 1991, с. 70.

[53] Баберовски Й. Выжженная земля. Сталинское царство насилия. М., 2014, с. 86.

[54] Там же, с. 171.

[55] Литература и революция. Москва, Политиздат, 1991, с. 192.

[56] К. Маркс, Ф.Энгельс, Манифест Коммунистической партии, https://www.marxists.org/russkij/marx/1848/manifesto.htm.

[57] Баберовски Й. Выжженная земля. Сталинское царство насилия. М., 2014, с. 104-105.

[58] Там же, с. 330-331.

[59] See. Christoph Dieckmann, „Die Suche geht weiter. Stalin, der Stalinismus und das Rätsel der Gewalt“ [”The Search Continues. Stalin, Stalinism and the Enigma of Violence”], in: Osteuropa [Eastern Europe], Vol 62, Issue 4, April 2012, p.135.

[60] Jörg Baberowski, Der Rote Terror. Die Geschichte des Stalinismus, [The Red Terror. The History of Stalinism], Frankfurt am Main in 2003, 2nd edition 2008, pp. 12-13.

[61] БаберовскиЙ. Выжженная земля. Сталинское царство насилия. М., 2014, с. 23, 22.

[62] Там же, с. 7.

[63] See. Irma Kreiten, „Wenn das Militär Geschichte schreibt. Jörg Baberowski und das Kolonialklischee vom ‚kriminellen Nordkaukasier‘“ [”If the Military is Making History. Jörg Baberowski and the Colonial Stereotype of the Criminal North Caucasians’”], on: Sochi 2014 und der Völkermord an den Tscherkessen — Nachgefragt [Sochi 2014 and the Genocide of the Circassians — A Word], 2.3.2014, http://sochi2014-nachgefragt.blogspot.com.tr/2014/03/wenn-das-militar-geschichte-schreibt.html, retrieved on 06/07/2015.

[64] Jörg Baberowski, Der Rote Terror. Die Geschichte des Stalinismus, [The Red Terror. The History of Stalinism], Frankfurt am Main in 2003, 2nd edition 2008, p 225.

[65] See. Baberowski, Jörg (2016-11-22). Scorched Earth: Stalin’s Reign of Terror (The Yale-Hoover Series on Authoritarian Regimes) (Kindle Locations 6807-6808). Yale University Press. Kindle Edition.

[66] Joseph Goebbels, „Rede auf dem Parteikongress der NSDAP in Nürnberg“, [”Bolshevism in Theory and Practice”], 1936, Internet Archive: archive.org/stream/BolshevismInTheoryAndPractice1936Ocr/JosephGoebbels-BolshevismInTheoryAndPractice1936_djvu.txt, retrieved on 07.07.2015.

[67] Баберовски Й. Выжженная земля. Сталинское царство насилия. М., 2014, с. 299.

[68] Там же, с. 304-305.

[69] Jörg Baberowski, „Kriege in staatsfernen Räumen. Russland und die Sowjetunion 1905–1950“, [”Wars in Distant State Rooms. Russia and the Soviet Union 1905-1950”], in: D. Beyrau, M. Hochgeschwender, D. Langewiesche (ed.), Formen des Krieges. Von der Antike bis zur Gegenwart, [Forms of War. From Antiquity to the Present], Paderborn 2007, p 305.

[70] See. Jürgen Zarusky, „Schematische Übertragungen. Stalinismus und Nationalsozialismus bei Jörg Baberowski“, [”Schematic Transmissions. Stalinism and Nazism at Jörg Baberowski”], in: Osteuropa [Eastern Europe], Vol 62, Issue 4, April 2012, p.125.

[71] Баберовски Й. Выжженная земля. Сталинское царство насилия. М., 2014, с. 8.

[72] Jörg Baberowski, „Totale Herrschaft im staatsfernen Raum. Stalinismus und Nationalsozialismus im Vergleich“, [”Total Domination in the State of Distant Space. Stalinism and Nazism in Comparison”], in: Zeitschrift für Geschichtswissenschaft, [Journal of History] 57, Berlin 2009, p 1026.

[73] ibid. pp. 462f.

[74] Jörg Baberowski, Anselm Doering-Manteuffel, Ordnung durch Terror. Gewaltexzesse und Vernichtung im nationalsozialistischen und im stalinistischen Imperium, [Order by Terror. Excesses of Violence and Destruction in the Nazi and Stalinist Empire], Bonn 2006, p. 83.

[75] Jörg Baberowski, „Totale Herrschaft im staatsfernen Raum. Stalinismus und Nationalsozialismus im Vergleich“, [”Total Domination in the State of Distant Space. Stalinism and Nazism in Comparison”], in: Zeitschrift für Geschichtswissenschaft, [Journal of History] 57, Berlin 2009, pp 1023-1024.

[76] Jörg Baberowski, Anselm Doering-Manteuffel, Ordnung durch Terror. Gewaltexzesse und Vernichtung im nationalsozialistischen und im stalinistischen Imperium, [Order by Terror. Excesses of Violence and Destruction in the Nazi and Stalinist Empire], Bonn 2006, p. 89.

[77] See. About Benno Ennker, „Ohne Ideologie, ohne Staat, ohne Alternative? Fragen an Jörg Баберовский“, [”Without Ideology, Without a State, Without Alternative? Questions for Jörg Баберовский”], Jürgen Zarusky, „Schematische Übertragungen. Stalinismus und Nationalsozialismus bei Jörg Баберовский“, [”Schematic Transmissions. Stalinism and Nazism at Jörg Baberowski”], Christoph Dieckmann, „Die Suche geht weiter. Stalin, der Stalinismus und das Rätsel der Gewalt“, [”The Search Continues. Stalin, Stalinism and the Enigma of Violence”], in: Osteuropa, [Eastern Europe], Vol 62, Issue 4, April 2012.

[78] Jürgen Habermas, „Bestialität und Humanität“, [”Bestiality and Humanity”], in: Die Zeit, 29.4.1999.

[79] Jörg Baberowski, Anselm Doering-Manteuffel, Ordnung durch Terror. Gewaltexzesse und Vernichtung im nationalsozialistischen und im stalinistischen Imperium, [Order by Terror. Excesses of Violence and Destruction in the Nazi and Stalinist empire], Bonn of 2006.

[80] Hans-Dieter Schütt, „Beruhige Dich? Ruhig kann ich nicht sein“, [”Calm Down? I Can Not Be Calm”], in: Neues Deutschland, 19.3.2012, http://www.neues-deutschland.de/artikel/221705.beruhige-dich-ruhig-kann-ich-nicht-sein.html, retrieved on 03/26/2015.

[81] Ibid.

[82] Halina Wawzyniak, „Verbrannte Erde“, [”Scorched Earth”], on: Blog of Halina Wawzyniak, 08.01.2013, http://blog.wawzyniak.de/tag/baberowski/, retrieved on 06/23/2015.

[83] David North, ”Socialism and Historical Truth”, 17 March 2015, https://www.wsws.org/en/articles/2015/03/17/lect-m17.html, retrieved 07/10/2015.

[84] ”Schlüterhofgespräch” at the German Historical Museum, 01.10.2014, Audiodatei, https://www.dhm.de/fileadmin/medien/relaunch/AUDIO/Schlueterhofgespraeche_01.10.2014_1.mp, retreived on 06.21.2015 (the quotation can be heard from the 20 minute mark).