Vasily Grossman: The People Immortal, translated by Robert and Elizabeth Chandler, New York Review Books Classics, 2022, 352 pages.
В сентябре этого года было опубликовано первое из трех великих произведений советского писателя Василия Гроссмана (наряду с романами Сталинград и Жизнь и судьба) о Второй мировой войне — повесть Народ бессмертен — в новом английском переводе Роберта и Элизабет Чандлер.
Как и феноменальный новый перевод Сталинграда, сделанный Робертом Чандлером, это издание включает никогда ранее не публиковавшиеся отрывки из рукописи Гроссмана. Таким образом, книга представляет собой наиболее полное издание этой повести на любом языке, включая родной русский.
Издание также включает дополнительные эссе Гроссмана в приложениях, содержит введение и послесловие переводчиков и снабжено примечаниями, объясняющими историю этого издания и решение переводчиков включить какие-то конкретные отрывки. В результате мы получаем произведение не только значительного литературного значения, но и важный исторический документ.
Народ бессмертен описывает первые месяцы нацистского вторжения в Советский Союз, когда 10-миллионный немецкий Вермахт и его фашистские союзники захватили значительную часть территории, сегодня составляющей Украину и Беларусь. Красная армия и советский народ оказались совершенно неподготовленными к нацистскому вторжению. Сталин не только отказался прислушаться к десяткам предупреждений о готовящемся вторжении, он также уничтожил высшее руководство Красной армии и значительную часть ее среднего комсостава во время Большого террора 1936–1938 годов.
В результате Красная армия 1941 года находилась в ужасном военном и морально-политическом состоянии и была сильно недооснащена, столкнувшись с высокоразвитым вооружением и масштабным нападением немецкого империализма. В первые месяцы войны миллионы красноармейцев оказались в плену — около двух миллионов пленных умрут от голода к весне 1942 года, — а огромное число советских солдат было убито и ранено в бою.
Василий Гроссман начал писать эту повесть вскоре после описываемых в ней событий начала войны и завершил ее в продолжении всего двух месяцев, весной 1942 года. По сути, это было первое советское произведение о войне.
С начала войны Гроссман работал фронтовым корреспондентом газеты Красной армии Красная звезда. В этой газете одна за другой были напечатаны 18 глав книги. В качестве корреспондента он был свидетелем разрушения Гомеля, крупного города на востоке Беларуси, в результате немецкой воздушной бомбардировки. В главе «Смерть города» он драматически описывает разрушение Гомеля. Гроссман встречался со многими командирами, солдатами и гражданскими лицами, которые станут прототипами его персонажей в этой повести и двух последующих романах.
Есть главы и отрывки, особенно в первой трети книги, где очевидны усилия Гроссмана ободрить население и Красную армию, придерживаясь «генеральной линии партии». Они приводят к довольно неестественному рассказу и стесняют развитие сюжета. Но чем больше он разворачивает свой рассказ, чем глубже развивает жизнь своих героев — это последнее, возможно, является самой сильной стороной творчества Гроссмана, — тем больше мы видим, как постепенно выступает автор Сталинграда, Жизни и судьбы, и мы погружаемся в жизнь произведения.
В центре сюжета — один из батальонов Красной армии. Батальон попадает в окружение в лесах Белоруссии, но через некоторое время прорывает кольцо фашистских войск и участвует в одном из первых контрнаступлений советских войск. Главными действующими лицами являются комиссар батальона Богарёв, комбат Бабаджаньян и рядовой Игнатьев. Богарёв — бывший сотрудник Института Маркса-Энгельса в Москве, посвятивший себя наследию Ленина и ранних русских социалистов. Теперь он изучает военное искусство так же, как раньше изучал труды Маркса и Энгельса.
Богарёв олицетворяет то, что для Гроссмана означает хорошее политическое руководство. В отрывке, который можно истолковать только в качестве откровенного осуждения сталинских усилий по оболваниванию как солдат, так и всех граждан, стремления лишить их понимания огромных опасностей, с которыми они сталкиваются, фиксируя постоянную ложь бюрократии во время войны, Гроссман пишет: «В эти тяжёлые часы и дни люди хотели одной лишь правды. Они хотели слушать правду, тяжёлую, невесёлую. И Богарёв сказал эту правду».
Богарёв обращается к солдатам в трудные времена с такими заявлениями:
Вы все взрослые сыновья своего народа. Вы прошли суровую школу труда и этой Народной войны. Наше положение трудное, но у нас нет выбора. Мы — регулярное подразделение Красной Армии. Через два или три дня мы вступим в бой с превосходящими силами противника. Мы нанесем сильный удар, прорвем их позиции и присоединимся к нашей дивизии. Вы должны победить, товарищи, и вы победите. Внутри вас бьется сердце Ленина.
Ни разу не упоминается имя Иосифа Сталина.
В книге есть и другие герои, чье изображение, хотя и занимает всего несколько страниц, дает широкий портрет советского общества военного времени, который Гроссман разовьет в своих будущих романах.
Среди героев пожилая крестьянка из украинского городка. Она явно списана с образа матери Гроссмана, которая была убита нацистами во время еврейской резни в его родном Бердичеве. Когда он писал эту повесть, Гроссман еще не знал о судьбе своей матери, но подозревал о ее кончине. Гибель матери стала для него невероятной потерей, и образ этой пожилой женщины стал одной из ключевых в его следующих книгах, Сталинград и Жизнь и судьба.
Читатель также встречает крестьянина Котенко из того же местечка, который до революции 1917 года, да и после, мечтал стать зажиточным крестьянином, как «эстонские кулаки», то есть нанимать и эксплуатировать труд соседних крестьян. Когда приходят немцы, он вне себя от радости и предлагает им свои услуги, веря, что теперь мечта всей его жизни, наконец, осуществится. Он потрясен и опустошен, когда понимает, что они относятся к нему с таким же презрением, как и ко всем остальным. Котенко вешается.
Хотя повесть явно предназначалась для того, чтобы ободрить сражающихся солдат Красной армии — война закончится спустя целых три года после ее первой публикации, — Гроссман стремится правдиво передать их переживания и мысли. Это неизбежно вело его к конфликту с цензурой. Многие из наиболее трогательных отрывков повести, которые теперь, к счастью, восстановлены, не были включены в ранее опубликованные версии. Они были вырезаны издателями или самим автором в попытках сделать книгу приемлемой для цензуры.
Причины этой цензуры разные, но все они неизбежно связаны с фальсификациями, к которым прибегала сталинистская бюрократия, пытаясь скрыть свою собственную ответственность как за победу фашизма в Германии и начало войны, так и за свои преступные и глупые ошибки во время военных действий. Таким образом, замечания переводчиков об их работе над рукописью и истории этого издания позволят читателям глубже понять не только войну, но и сталинистские фальсификации по поводу нее. Материал также дает представление о той огромной степени, в какой постоянная политическая и историческая ложь бюрократии влияла на культурный и социально-политический климат времени.
Некоторые из цензурных сокращений кажутся незначительными — например, упоминание о том, что для всех советских солдат в первые месяцы войны часто даже не хватало винтовок, или описания физического насилия, которые считались слишком наглядными. (Гораздо позже, в 1980-е годы великий советский антивоенный фильм Элема Климова Иди и смотри был запрещен цензурой, которая утверждала, что в фильме слишком откровенно изображена жестокость нацистов против белорусских партизан).
Другие сокращения более существенны и требуют знания советской истории, чтобы понять причины, стоящие за ними, а также их последствия. Роберт Чандлер и Джулия Волохва правильно подчеркивают тот факт, что довоенная история Богарёва, которая была важна для Гроссмана, была полностью опущена в ранее опубликованных версиях.
Они объясняют, что это было напрямую связано с политическими и идеологическими репрессиями со стороны сталинистской бюрократии 1930-х годов. Институт Маркса-Энгельса был основан в 1919 году. Под руководством своего первого директора Давида Рязанова Институт не только собрал самую полную марксистскую библиотеку в мире, но и провел новаторскую работу по публикации доселе неизвестных работ Маркса и Энгельса, включая ранние экономические рукописи Маркса, Диалектику природы Энгельса и переписку Маркса и Энгельса.
По мере того как внутрипартийная борьба сталинского аппарата против Левой оппозиции становилась все более ожесточенной, Рязанов, посвятивший более пятидесяти лет борьбе за марксизм и социалистическое сознание в рабочем классе, превратил свой институт в убежище для многих преследуемых революционеров. Чандлер и Волохва пишут, что он нанимал как левых, так и правых оппозиционеров, но с Институтом были связаны прежде всего левые оппозиционеры — гораздо более многочисленные и лучше организованные. Таким образом, бывшие левые оппозиционеры, такие как Вагаршак Тер-Ваганян и Евсей Каганович, продолжали до 1930 года работать в Институте.
С большим риском для себя Рязанов платил активным сосланным оппозиционерам за переводы и посылал им политическую и теоретическую литературу. В 1928 году он даже привлек Льва Троцкого, — его тогда уже исключили из партии и сослали, — к переводу текста Карла Маркса. Это требовало огромного политического мужества. Для советской бюрократии и сталинизированного Центрального Комитета поведение Рязанова становилось все более неприемлемым. В 1930 году Центральный Комитет, по прямому указанию Иосифа Сталина, начал против него кампанию шельмований, кульминацией чего стал его арест в 1931 году, чистка всего института и его казнь в 1938 году.
Как отмечают Чандлер и Волохва, Гроссман, скорее всего, знал Рязанова лично, через двоюродного брата, который также был знаком с Виктором Сержем. Серж в начале 1930-х годов все еще оставался активным членом Левой оппозиции. Из-за этой связи с Сержем двоюродная сестра Гроссмана, Надежда Моисеевна Алмаз, имевшая на младшего брата огромное политическое влияние, была арестована в 1933 году.
Описывая довоенную работу и взгляды Богарёва, в сочетании с его ролью авторитетной политической фигуры в романе и его высказываниями — многие его замечания были сокращены, по крайней мере, частично, — Гроссман явно хотел не только отдать дань памяти Рязанову и его институту, но и всему, за что стоял он сам: традициям марксизма и революционного социализма, которым Гроссман, как и Богарёв, все еще был привержен и защищал в войне с нацизмом.
В одном из самых трогательных отрывков книги Гроссман изображает Богарёва, размышляющего о том, что поставлено на карту в борьбе с фашизмом и защите Советского Союза,
Здесь, на опушке леса, он ясно представлял себе ту чёрную силу, которая расползлась по народной земле. Земля народа! В мечтаниях Томаса Мора и утопиях Оуэна, в трудах светлых умов философов Франции, в записках декабристов, в статьях Белинского и Герцена, в письмах Желябова и Михайлова, в словах ткача Алексеева выражалась вечная тоска человечества о земле равноимущих, о земле, уничтожившей вечное неравенство между работающим и дающим работу. Тысячи и тысячи русских революционеров погибли в борьбе. Богарёв знал их, как старших братьев, он читал о них все, он знал их предсмертные слова и письма, писанные матерям и детям перед смертью, он знал их дневники и тайные беседы, записанные увидевшими свободу друзьями, он знал их путь в сибирскую каторгу, этапы, где они ночевали, централы, где заковывали их в кандалы. Он любил этих людей и чтил, как самых близких и родных. Многие из них были рабочими в Киеве, печатниками в Минске, портными в Вильне, ткачами в Белостоке, — городах, теперь захваченных фашистами.
Богарёв каждым дыханием своим любил эту землю, завоёванную в невиданных трудах гражданской войны, в муках голода. Землю, пусть ещё бедную, пусть живущую в суровом труде, землю, живущую суровыми законами, — и все же это была родина всех народов мира, родина его лучших умов и лучших народов. Богарёв был готов умереть за это.
В своих заметках Роберт и Элизабет Чандлер пишут:
Мы восстановили в рукописях слова «за землю, которая не знает рабства, за жизнь, построенную на законах разума и справедливости». Гроссман удалил из своей рукописи фразу, начинающуюся словами «и все же это была родина». Последнее предложение присутствует в его рукописи, но было опущено во всех опубликованных версиях. Из этого и из упущения, упомянутого в предыдущей заметке, следует, что советские редакторы Гроссмана были встревожены интенсивностью интернационализма и свободолюбия Богарёва.
К этому мало что можно добавить. Как и Сталинград, эту книгу должен прочитать каждый рабочий и молодой человек. Поскольку на Украине готовится новая мировая война, а правящие классы повсюду пропагандируют самый подлый национализм, ксенофобию и историческую ложь, подобные произведения помогут соединить поколения, которым предстоит вести сегодняшние и завтрашние революционные сражения, с социалистическими традициями 1917 года, которые, несмотря на огромные преступления сталинизма, все-таки нашли глубоко прогрессивное выражение в борьбе Красной армии против нацизма и в творчестве Василия Гроссмана.