Первая часть — Вторая часть — Третья часть — Четвертая часть — Пятая часть — Шестая часть

После завершения работы над Манифестом к чрезвычайной конференции Четвертого Интернационала беспощадно тяжелый график писательских проектов Троцкого был прерван событием, которое он давно предвидел, хотя его точную дату предсказать было невозможно. Ранним утром 24 мая 1940 года мексиканский художник и фанатичный сталинист Давид Альфаро Сикейрос возглавил отряд наемных убийц, вооруженных 45-калиберными пистолетами-пулеметами Томпсона, 30-калиберными автоматическими винтовками и зажигательными бомбами, совершивших нападение на лидера Четвертого Интернационала.

Убийцам не пришлось штурмовать виллу на Авенида Вьена. Дежурный охранник Роберт Шелдон Харт отпер железные ворота и впустил убийц внутрь. Боевики явно были знакомы со всей планировкой комплекса. Одна группа двинулась к той части виллы, где находилась спальня Троцкого, его жены Натальи и внука Севы. Другая группа быстро двинулась в противоположный конец двора, к той части здания, где размещалась охрана Троцкого. В то время как вторая группа стрелков открыла огонь по комнатам охранников, фактически подавив их и не дав пошевелиться, основная группа убийц вошла в спальню Троцкого.

В комнате было темно, и убийцы яростно стреляли во все стороны. Троцкий, ложась спать, принял снотворное и был в полубессознательном состоянии, когда его разбудили выстрелы. Наталья отреагировала быстрее и спасла Троцкому жизнь. Троцкий вспоминал в статье, написанной в первую неделю июня 1940 года «Покушение 24-го мая»:

«Моя жена уже успела вскочить с постели. Выстрелы продолжались непрерывно. Позже жена сказала мне, что она подтолкнула меня на пол, в пространстве между кроватью и стеной: это было совершенно правильно. Сама она еще несколько секунд простояла надо мной у стены, как бы защищая меня своим телом, но я шепотом и движениями убедил ее спуститься на пол. Выстрелы шли со всех сторон, но откуда именно, трудно было отдать себе отчет. В известный момент жена, как она сказала мне позже, ясно различала огоньки взрывов: следовательно, стреляли тут же, в комнате, но мы никого не видели. Впечатление было такое, что выстрелов было в общем около двухсот, из них около сотни — тут же, возле нас. Осколки оконных ран и стен падали в разных направлениях. Несколько позже я почувствовал, что правая нога была легко контужена в двух местах» [1].

Когда боевики покинули комнату, Троцкий услышал крик своего 14-летнего внука Севы. Троцкий вспоминал этот страшный момент:

«Этот детский голос во тьме под выстрелами остался, как самое трагическое воспоминание этой ночи. Мальчик после первого выстрела, пересекшего по диагонали его постель, как свидетельствуют следы в двери и в стене, бросился под кровать. Один из нападавших, очевидно, в состоянии паники, выстрелил в кровать: пуля пробила матрац, ранила внука в палец ноги и прошла сквозь пол. Бросив тут же два зажигательных снаряда, нападавшие покинули комнату внука. С криком: “дедушка”! он выскочил, вслед за нами, во двор, оставляя кровавый след, и под выстрелами перебежал в помещение одного из членов охраны, Гарольда Робинса» [2].

Троцкий приписал свое выживание «счастливому случаю»:

«Кровати были взяты под перекрестный огонь. Возможно, что нападавшие боялись перестрелять друг друга и инстинктивно стреляли либо ниже, либо выше, чем нужно было. Но это только психологическая догадка. Возможно также, что мы с женой помогли счастливому случаю тем, что не потеряли головы, не метались по комнате, не кричали, не звали на помощь, когда это было бы безнадежно, не стреляли, когда это было бы безрассудно, а молча лежали на полу, притворяясь мертвыми» [3].

Отряд убийц бежал, не понимая, что миссия закончилась неудачей. Троцкий вышел из своей комнаты во двор, где все еще стоял дым от выстрелов. Он искал охранников, которые еще находились в своих комнатах. Никто из них не имел достаточной подготовки для того, чтобы адекватно отреагировать на нападение такого типа. Их попытки открыть ответный огонь были спорадическими и неэффективными. Автомат Гарольда Робинса заклинило первым же выстрелом. Позже он узнал, что обойма была заряжена непригодными пулями. Робинс вспоминал, что Троцкий вел себя на удивление спокойно. Бывший верховный главнокомандующий Красной армией, переживший многочисленные сражения во время жестокой Гражданской войны в России 1918–21 годов, был знаком с огнестрельным оружием. Но Робинс также почувствовал, что Троцкий был разочарован совершенно неэффективными действиями своих охранников [4].

Охранники обнаружили, что несколько мексиканских полицейских, которые составляли наружную охрану виллы, были связаны. По указанию Троцкого их немедленно развязали. Еще более тревожным было исчезновение Роберта Шелдона Харта, который исчез вместе с нападавшими. Это сразу же вызвало подозрение в его причастности к заговору. В отсутствие определенных доказательств причастности Харта Троцкий настаивал на его невиновности. Это мнение выглядело подтвержденным фактами, когда тело охранника было обнаружено несколько недель спустя.

По вполне понятным причинам Троцкий не хотел сразу же после нападения выдвигать обвинения против Харта. Но он не исключал возможности, что Харт действовал в сговоре с ГПУ. «Конечно, несмотря на все предосторожности, — писал Троцкий, — нельзя считать совершенно исключенной возможность того, чтобы в число членов охраны пробрался отдельный агент ГПУ» [5].

Он отметил, что Харт, в связи с его исчезновением, попал под подозрение. Но на основании имеющихся в то время доказательств Троцкий не был готов сделать вывод о виновности Харта. Он допускал возможность того, что новая информация может потребовать переоценки роли Харта. Каков бы ни был окончательный вердикт, он продолжил:

«Если бы, однако, вопреки всем моим предположениям, это участие подтвердилось, то оно ничего существенного не изменило бы в общем характере нападения. При помощи одного из членов моей охраны или без такой помощи ГПУ организовало заговор с целью убить меня и сжечь мои архивы» [6].

Троцкий выразил уверенность в охранниках, отобранных американской Социалистической рабочей партией (СРП). «Все они посылались сюда по особому отбору моих испытанных старых друзей» [7]. Троцкий не знал, что СРП не подвергала серьезной проверке тех лиц, которых она отправляла из Соединенных Штатов в Койоакан. В случае с Хартом, 25-летний житель Нью-Йорка был новичком в СРП. После исчезновения сына его отец, Джесси Харт, богатый бизнесмен и друг Дж. Эдгара Гувера, прилетел в Мексику. Во время встреч с мексиканской полицией старший Харт сообщил им, что в нью-йоркской квартире его сына была найдена фотография Сталина. Когда несколько позже эта информация просочилась в прессу, Троцкий послал Джесси Харту телеграмму с просьбой подтвердить это сообщение. Харт ответил недвусмысленным и ложным отрицанием: «ОПРЕДЕЛЕННО ФОТО СТАЛИНА НЕ В КОМНАТЕ ШЕЛДОНА» [8].

В рамках расследования убийства Троцкого, которое было начато в 1975 году, Международный Комитет Четвертого Интернационала рассмотрел все доказательства, касающиеся роли Шелдона Харта в рейде 24 мая. МКЧИ пришел к выводу, что Харт действительно был участником заговора. Этот вывод был осужден Социалистической рабочей партией, возглавляемой Джозефом Хансеном, и ее союзниками в антитроцкистских паблоистских организациях по всему миру, которые яростно восставали против разоблачения сталинских и вообще полицейских агентов внутри Четвертого Интернационала. Они осудили расследование убийства Троцкого как «травлю [в качестве] агентов». СРП и паблоисты, ее международные союзники, публично обвинили Международный Комитет в том, что он «оскверняет могилу Роберта Шелдона Харта» [9].

Публикация архивов ГПУ после распада Советского Союза в 1991 году окончательно установила, что Харт являлся сталинским агентом, сыгравшим решающую роль в покушении на Троцкого 24 мая. Через несколько дней после покушения ГПУ наградило Харта пулей за его предательство. Презирая молодого предателя, Сикейрос и его сообщники считали Харта ненадежным. Они опасались, что он может проговориться, если его, в конце концов, найдет и допросит полиция. Они всадили ему пулю в голову, когда он спал, бросили его тело в грязную яму и засыпали известью. Разложившиеся останки тела были обнаружены несколько недель спустя.

Несмотря на очевидный факт, что покушение на Троцкого было совершено по приказу Сталина, наемники ГПУ, действовавшие в мексиканской Компартии, профсоюзах и газетах, начали кампанию по дезориентации общественного мнения, утверждая, что рейд 24 мая был фактически «самопокушением», организованным Троцким. В двух обстоятельных статьях «Покушение 24 мая» (известное на Западе под названием «Сталин ищет моей смерти») и «Коминтерн и ГПУ» (эта статья была закончена 17 августа 1940 года, всего за три дня до второго, и успешного, нападения, осуществленного Рамоном Меркадером) Троцкий подвергает сталинистскую ложь сокрушительному опровержению.

В статье «Коминтерн и ГПУ» Троцкий разоблачил абсурдность утверждения о том, что он мог или был способен организовать теракт 24 мая:

«Какую цель я мог преследовать, пускаясь в такое чудовищное, отвратительное и опасное предприятие? Никто не объяснил этого до сих пор. Намекают, что я хотел очернить Сталина и его ГПУ. Но разве одно лишнее покушение может что-нибудь прибавить к репутации человека, который истребил все старое поколение большевистской партии? Говорят, что я хочу доказать существование “пятой колонны”. Зачем? Для чего? К тому же для совершения покушения совершенно достаточно агентов ГПУ; в таинственной пятой колонне надобности нет. Говорят, что я хотел создать затруднения мексиканскому правительству. Какие у меня могут быть побуждения создавать затруднения единственному правительству, которое оказало мне гостеприимство? Говорят, что я хотел вызвать войну между Соединенными Штатами и Мексикой. Но это объяснение уже полностью относится к области бреда. Для провокации такой войны было бы во всяком случае целесообразнее организовать покушение на американского посла или на нефтяных магнатов, а не на революционера-большевика, чуждого и ненавистного империалистским кругам.

Когда Сталин организует покушение на меня, то смысл его действий ясен: он хочет уничтожить своего врага № 1-ый. Сталин при этом лично не рискует: он действует издалека. Наоборот, организуя “автопокушение”, я должен нести ответственность за подобное предприятие сам, рискуя своей судьбой, судьбой моей семьи, своей политической репутацией и репутацией того движения, которому я служу. Зачем мне это нужно?

Но если даже допустить невозможное, именно, что, отрекшись от дела всей своей жизни и поправ здравый смысл и свои собственные жизненные интересы, я решил организовать “автопокушение” во имя неизвестной цели, то остается еще вопрос: где и как я достал 20 исполнителей? Какими путями обмундировал их в полицейскую форму? Вооружил их? Снабдил всем необходимым? и пр. и пр. Иначе сказать: каким образом человек, живущий почти совсем изолированно от внешнего мира, умудрился выполнить предприятие, которое под силу только могущественному аппарату? Признаюсь, я и сейчас чувствую неловкость, подвергая критике идею, которая не заслуживает критики» [10].

Анализируя политическую подготовку ГПУ к нападению, Троцкий представил новые доказательства своей необычайной прозорливости. Он обратил внимание на чрезвычайный съезд Мексиканской коммунистической партии, состоявшийся в марте 1940 года. Главной темой, доминировавшей на съезде, была необходимость уничтожения троцкизма. Троцкий предположил, что решение съезда об исключении Эрнана Лаборде, генерального секретаря Мексиканской коммунистической партии, и Валентина Кампы, ведущей фигуры в профсоюзах, было связано с необходимостью отстранения от власти отдельных лидеров, которые боялись вовлекать партию в политически опасный и непопулярный заговор с целью убийства. Троцкий подчеркивал, что инициатива этой чистки явно исходила извне организации, то есть от ГПУ, действовавшего по директивам кремлевского режима. Объясняя, что для проведения на съезде таких грубых организационных изменений потребовалось бы несколько месяцев подготовки, Троцкий утверждал, что приказ о покушении был получен из Москвы в ноябре или декабре 1939 года.

Анализ Троцкого о длительном приготовлении к нападению 24 мая и о значении внеочередного съезда Мексиканской компартии был подтвержден недавними исследованиями, которые показали, что планирование убийства Троцкого началось еще весной 1939 года. К Лаборде обратился агент ГПУ, действовавший под прикрытием Коминтерна. Миссия агента «состояла в том, чтобы заручиться содействием Секретариата компартии Мексики в осуществлении планов ликвидации Троцкого. Лаборде предположительно консультировался с Кампой и Рафаэлем Каррильо [еще одним ведущим членом мексиканской КП] и пришел к выводу, что такой шаг не только поставит под угрозу отношения компартии с правительством Карденаса, но и в любом случае будет излишним, так как силы Троцкого на исходе» [11].

ГПУ не согласилось с оценкой Лаборде и Кампы в отношении политического влияния Троцкого. Лаборде, Кампа и Каррильо отправились в мае 1939 года в Нью-Йорк, чтобы заручиться поддержкой Эрла Браудера, лидера Коммунистической партии Соединенных Штатов, для противодействия нападению на Троцкого. Они не имели успеха. Решение о созыве внеочередного съезда было принято на сентябрьском 1939 года Пленуме Национального комитета КП Мексики. По словам историка Бэрри Карра, американская КП и Коминтерн были обеспокоены «неадекватностью антитроцкистской кампании мексиканской партии и ее якобы поверхностной защитой советской внешней политики, в частности, советского решения о военном вмешательстве в Финляндию в ноябре 1939 года» [12].

Первое публичное объявление о созыве внеочередного съезда КП прозвучало в ноябре. Посланники Коминтерна, — а, в действительности, агенты ГПУ, — начали прибывать в Мексику из Европы. Среди них был Витторио Кодовилья (Vittorio Codovilla), который до этого действовал в Испании. Карр пишет, что посланцы Коминтерна были недовольны подготовкой и повесткой дня планируемого Конгресса.

«Кодовилья предложил полностью переписать повестку дня и сосредоточиться на одном важном пункте, “чтобы не отвлекать внимание делегатов”. Далее он изложил структуру пересмотренной повестки дня, включив в нее новый пункт о борьбе с врагами народа (основной темой пункта была борьба с троцкизмом…)

Посланники не ограничили свою деятельность предложениями о форме предварительных документов чрезвычайного съезда. Они также призвали партию провести “внутреннюю чистку” перед съездом, изгнав троцкистов... Для выполнения этой последней задачи были предложены услуги испанских коммунистов, бежавших из своей страны» [13].

Сталин рассматривал Троцкого как самую серьезную политическую угрозу своему режиму. Он пришел к выводу, что решение выслать Троцкого из Советского Союза в 1929 году было его величайшей политической ошибкой. Сталин тогда предполагал, что Троцкий, изолированный на чужбине, не сумеет создать серьезную оппозицию Кремлю. Сталин ошибся. Как отмечал Троцкий, «события показали, однако, что можно участвовать в политической жизни, не имея ни аппарата, ни материальных средств» [14]. Биограф Сталина Дмитрий Волкогонов, имевший доступ к личным бумагам объекта своего исследования, писал, что диктатор был одержим «призраком Троцкого».

«Когда Сталин слушал Молотова, Кагановича, Хрущева, Жданова, ему нередко приходила мысль: насколько умнее, выше этих функционеров был Троцкий! На целый порядок! Он мысленно перебирал других своих соратников и в растерянности убеждался — ни по уровню мышления, ни по организаторской хватке, ни по ораторскому таланту, ни по мастерству публициста они не могли сравниться с Tpоцким. Но он был умнее и талантливее и его, Сталина. И хотя Сталин отгонял от себя эту мысль, в душе порой не мог не согласиться с этим. “Как я мог выпустить такого врага”, — едва не стонал Сталин. Однажды он признался в ближайшем кругу, что это была одна из самых крупных ошибок в его жизни…

Особенно больно ранили и тревожили Сталина слова Троцкого о том, что он говорит не только от своего имени, но и от имени его молчащих сторонников, от лица всех притихших оппозиционеров, находящихся в СССР. Читая переведенные книги Троцкого Сталинская школа фальсификаций, Открытое письмо к членам большевистской партии, Сталинский термидор, “вождь” почти терял самообладание» [15].

Ненависть Сталина к Троцкому не носила чисто или даже преимущественно личного характера. Смертоносные масштабы его ярости были сосредоточенным выражением ненависти, которую правящая бюрократия, как привилегированная каста, испытывала к своему самому непримиримому противнику. Как объяснял Троцкий в статье «Коминтерн и ГПУ»:

«Ненависть московской олигархии ко мне вызывается тем, что я, по ее глубокому убеждению, “предал” ее. В этом обвинении есть свой исторический смысл. Советская бюрократия не сразу и не без колебаний возвела Сталина в вожди. До 1924 г1924 г. Сталин не был известен даже в широких кругах партии, не говоря уже о населении, и, как упомянуто, в рядах самой бюрократии не пользовался популярностью. Новый правящий слой надеялся, что я возьму на себя защиту его привилегий. В этом направлении делалось немало усилий. Только после того, как бюрократия поняла, что я намерен защищать не ее интересы против трудящихся, а, наоборот, интересы трудящихся против новой аристократии, она окончательно повернулась в сторону Сталина, объявив меня “предателем”. Эта кличка из уст привилегированной касты есть свидетельство моей верности делу рабочего класса. Не случайно 90% революционеров, строивших большевистскую партию, совершивших Октябрьскую революцию, создавших советское государство и Красную армию и руководивших гражданской войной, оказались в течение последних 12-ти лет истреблены, как “предатели”. Наоборот, сталинский аппарат пополнился за этот период людьми, которые в годы революции в подавляющем большинстве находились по другую сторону баррикады» [16].

Политическое вырождение и моральный упадок не ограничивались советской Коммунистической партией. Тот же злокачественный процесс наблюдался и в Коминтерне, руководящие кадры которого в каждой стране менялись в соответствии с политическими и идеологическими требованиями Кремля. Национальные лидеры выбирались не на основе их революционной непримиримости, политического интеллекта и личной честности. То, что Кремль искал в людях, выбираемых им в качестве лидеров национальных партий, — это бесхребетность, оппортунизм и готовность подчиняться приказам. Троцкий был хорошо знаком с типом, который был предпочтителен для Сталина:

«Не имея самостоятельной физиономии, ни самостоятельных идей, ни самостоятельного влияния, вожди секций Коминтерна слишком хорошо знают, что их положение и их репутация стоят и падают вместе с положением и репутацией Кремля. В материальном смысле они, как будет показано дальше, живут подачками ГПУ. Их борьба за существование сводится, поэтому, к ожесточенной защите Кремля от всякой оппозиции. Они не могут не чувствовать правильности и, потому, опасности критики, исходящей от так называемых троцкистов. Но это только удваивает их ненависть ко мне и моим единомышленникам. Подобно своим кремлевским хозяевам, вожди компартий не могут критиковать действительные идеи Четвертого Интернационала, а вынуждены прибегать к фальсификациям и подлогам, которые эксплуатируются Кремлем в неограниченном количестве. В поведении мексиканских сталинцев нет, таким образом, ничего “национального”: они просто переводят на испанский язык политику Сталина и приказы ГПУ» [17].

Троцкий подробно описал систематическую коррупцию секций Коминтерна, поощряемую ГПУ. Взятки, подкрепленные угрозами, заменили политическую аргументацию в качестве средства для обеспечения политики, проведения которой добивался Кремль.

Взрыв Второй мировой войны усилил страх Сталина перед Троцким. Несмотря на отчаянную надежду Сталина на то, что Гитлер продолжит следовать Пакту о ненападении и воздержится от вторжения в Советский Союз, он, безусловно, понимал, что, несмотря на все уступки, которые он сделал Гитлеру, опасность немецкого вторжения очень реальна. Если и когда это произойдет, то катастрофические последствия сталинской политики — в том числе проведение кровавой чистки армии в 1937–1938 годах, которая включала физическое уничтожение наиболее опытных и способных генералов Красной армии и примерно трех четвертей ее офицерского корпуса, — полностью дискредитируют режим. Поражения, понесенные царскими армиями во время Первой мировой войны, явились главным фактором начала русской революции немногим более 20 лет назад. Царь, взявший на себя роль Верховного главнокомандующего войсками, был отстранен от власти. Не существовало ли поэтому возможности, что новая война приведет к восстанию внутри Советского Союза, особенно если за началом войны последуют поражения, вызванные некомпетентностью режима? Сталин, безусловно, был знаком с эссе, написанным в 1937 году знаменитым писателем и революционером Виктором Сержем. Несмотря на все гонения, писал Серж, «старик», как любовно называли Троцкого многие его последователи, не был забыт советским народом.

«Пока старик жив, для торжествующей бюрократии не будет покоя. Один ум Октябрьской революции остался, и это ум истинного вождя. При первом же потрясении массы обратятся к нему. На третий месяц войны, когда начнутся трудности, ничто не помешает всей нации обратиться к “организатору победы”» [18].

Была еще одна причина, по которой Сталин искал смерти Троцкого. Кремлевский диктатор знал, что Троцкий напряженно работает над его, Сталина, биографией. Одной из целей рейда 24 мая было уничтожение архивов Троцкого. Сталин полагал, что среди бумаг Троцкого была рукопись биографии, которую рейд 24 мая не смог обнаружить и уничтожить. Единственный способ предотвратить завершение биографии — это убить ее автора. Сталин опасался последствий разоблачения Троцким своего происхождения, своей политической посредственности, своей незначительной роли в истории большевистской партии до 1917 года и во время революции, своей некомпетентности в период Гражданской войны и, прежде всего, примеров нелояльности и предательства, которые привели Ленина к выводу в начале 1923 года, что Сталин должен быть смещен с поста генерального секретаря. Решимость Сталина остановить завершение и публикацию биографии была, несомненно, важным фактором в тот очень короткий период времени — менее трех месяцев, — который прошел между неудачным нападением 24 мая и убийством, совершенным Рамоном Меркадером 20 августа 1940 года.

Убийство, действительно, помешало закончить биографию. Но Троцкий оставил после себя большую рукопись, которая дала необычайно глубокое представление о личности Сталина и его политической эволюции. Биография Троцкого была опубликована в 1946 году, но эта версия была неумело организована — законченные главы были смешаны с фрагментами заметок и отрывков, которые не были четко интегрированы Троцким в биографическое повествование. Переводчик Чарльз Маламут был некомпетентен. Еще в 1939 году, основываясь на чтении первых попыток Маламута перевести отдельные разделы рукописи, Троцкий жаловался: «Маламут, кажется, обладает, по меньшей мере, тремя качествами: он не знает русского языка; он не знает английского языка; и он чрезвычайно претенциозен» [19].

Еще хуже то, что после убийства Маламут чересчур вольно обращался с текстом Троцкого, произвольно вставляя свои слова и фразы, намеренно навязывая биографу мнения, прямо противоречащие мыслям автора. Интерполяции Маламута часто растягивались на несколько страниц, тем самым разбавляя и искажая повествование, написанное Троцким. Но это была единственная версия биографии, к которой в течение примерно 70 лет имела доступ широкая публика. В 2016 году была опубликована новая версия биографии, с гораздо более добросовестным подходом к переводу и организации рукописи и ранее не использованных фрагментов [20].

В последнем томе своей трилогии о Троцком Исаак Дойчер писал, что биография Сталина — даже если бы автор дожил до ее завершения, — «вероятно, осталась бы его самым слабым произведением». Эта критика, возникшая из политических возражений Дойчера против однозначной оценки Троцким сталинизма как контрреволюционного, глубоко ошибочна. Несмотря на то, что биография Троцкого осталась незавершенной как по содержанию, так и по очевидному отсутствию окончательной авторской правки и редакции, которая позволила бы великому писателю отразить в рукописи весь масштаб своего художественного мастерства, Сталин Троцкого является шедевром. О биографии Сталина написаны бесчисленные книги — Дойчер написал одну из них, представляющую Сталина политическим гигантом. Ни одна из этих работ не может сравниться с биографией Троцкого по политической глубине, психологической проницательности и литературному блеску.

Биография Троцкого проникнута непревзойденным знанием экономической, социальной, культурной и политической обстановки, в которой развивалось революционное рабочее движение на всей территории огромной Российской империи. Воссоздание Троцким личности Сталина — отнюдь не карикатура. Личность Джугашвили-Сталина, как показывает Троцкий, была сформирована отсталыми условиями воспитания в семье и культурной и политической средой, в которой разворачивалась его ранняя политическая деятельность.

Здесь не место для всестороннего и подробного обзора этой необыкновенной работы. Но единственный важный элемент биографии, на который следует обратить внимание, — это особое внимание, которое Троцкий уделяет объективным условиям и рефлексивным субъективным процессам, сделавшими возможным приход Сталина к верховной власти. Троцкий неоднократно обращает внимание на изменение социальной культуры большевистской партии после Гражданской войны.

«Я не представляю себе, что в человеческой истории можно найти другой пример такой солидарности, такого идеалистического подъема, такой преданности, такого бескорыстия, какие отличали большевистскую партию и находили свое отражение в ее правящем штабе. Были трения, конфликты, словом все, что свойственно людям. Члены ЦК были людьми, и ничто человеческое им не было чуждо. Но особая эпоха поднимала их над самими собой. Ничего не идеализируя и не закрывая глаза на человеческие слабости, можно все-таки сказать, что в партии царила в те годы атмосфера горных высот» [21–22].

Но атмосфера изменилась после Гражданской войны, когда в партию хлынули новые, непроверенные и социально чуждые элементы. Были эпизодические попытки защитить партию от наплыва карьеристов. Но объективные условия развивались в неблагоприятном направлении.

«Большевики после гражданской войны и особенно после поражения революции в Германии перестали себя чувствовать, как воины на походе … Вместе с тем партия с бивуачного положения переходила на оседлое. За годы гражданской войны немало заключено было браков. К концу ее появились дети. Вопросы квартиры, обстановки, семьи получали все большее место. Связи революционной солидарности, охватывавшие партию в целом, сменились в значительной степени связями бюрократической и материальной зависимости. Раньше завоевывать сторонников можно было только идеями. Теперь многие стали учиться завоевывать сторонников постами и материальными привилегиями» [23].

Троцкий не выступал за вечный и недостижимый аскетизм, далекий от всех личных и материальных забот. У него самого было четверо детей. Он, скорее, объяснял, как внутри партии постепенно развивалась консервативная социальная среда и как она взаимодействовала с далеко идущими социально-экономическими процессами внутри страны, связанными с проведением новой экономической политики и возрождением капиталистического рынка. Возросшее значение частного предпринимательства в сельской местности привело к внезапному признанию и даже поощрению социального неравенства. Упор на равенство, который делали Троцкий и его сторонники в Левой оппозиции, стал подвергаться нападкам. Сталин приспособился к этому настроению и воспользовался им. «Равенство было объявлено мелкобуржуазным предрассудком» [23а]. Враждебность к равенству сопровождалась растущей враждебностью к перспективе перманентной революции:

«Теория социализма в отдельной стране функционирует в этот период, как блок бюрократии и мелко-сельской и городской буржуазии. Борьба против равенства еще более сплачивает бюрократию не только с верхами рабочего класса, но и особенно с мелкой буржуазией деревни и города. Неравенство есть социальная основа, источник и смысл существования этих союзников. Таким образом, экономические и политические международные интересы объединяют бюрократию и мелкую буржуазию с 1923 по 1928 год» [24].

Приход Сталина к власти был связан с кристаллизацией бюрократического аппарата и растущим осознанием им своих специфических интересов. «Сталин представляет в этом отношении явление совершенно исключительное. Он не мыслитель, не писатель и не оратор. Он завладел властью до того, как массы научились отличать его фигуру от других во время торжественных шествий по Красной площади. Сталин завладел властью не при помощи личных свойств, а при помощи безличного аппарата. И не он создал аппарат, а аппарат создал его» [25].

Троцкий разрушил «миф о Сталине», раскрыв социально-экономические и классовые отношения, из которых он возник. Этот миф, писал Троцкий, «лишен каких-либо художественных качеств. Он способен поражать воображение только грандиозным размахом бесстыдства, вполне соответствующего характеру жадной касты выскочек, стремящейся ускорить тот день, когда она станет хозяином» [26].

Описание Троцким отношений Сталина с окружением продажных сатрапов напоминает сатиру Ювенала:

«Калигула сделал сенатором своего любимого коня. У Сталина нет любимой лошади, и до сих пор в Верховном Совете нет депутата-коня. Однако члены Верховного Совета имеют такое же слабое влияние на ход дел в Советском Союзе, как и конь Калигулы, или даже влияние его сенаторов на дела Рима. Преторианская гвардия стояла выше народа и в известном смысле даже выше государства. Она нуждалась в императоре в качестве последнего арбитра. Сталинская бюрократия является современным аналогом преторианской гвардии со Сталиным в качестве ее верховного вождя. Сталинская власть — это современная форма цезаризма. Это монархия без короны и пока еще без явного наследника» [27].

В области политики Троцкий был величайшим умом своего времени. Он представлял собой неприемлемую угрозу сталинскому режиму, который, в конечном счете, действовал в качестве агента мирового империализма. Она не могла позволить ему жить. Троцкий очень хорошо понимал силы, выступавшие против него: «Я могу поэтому сказать, что живу на земле не в порядке правила, а в порядке исключения» [28]. Но даже перед лицом такой крайней опасности Троцкий сохранял чрезвычайную степень личной объективности:

«В реакционную эпоху, как наша, революционер вынужден плыть против течения. Я делаю это по мере сил. Давление мировой реакции, пожалуй, беспощаднее всего сказалось на моей личной судьбе и судьбе близких мне людей. Я отнюдь не вижу в этом своей заслуги: таков результат сцепления исторических обстоятельств» [29].

Продолжение следует.

[1] «Покушение 24-го мая». См.: http://iskra-research.org/Trotsky/sochineniia/1940/19400608.html.

[2] Там же.

[3] Там же.

[4] Автор данного эссе провел целый ряд дискуссий с Гарольдом Робинсом (1908–1987) в период нашего сотрудничества в 1970-е и 1980-е годы в рамках расследования, проведенного Международным Комитетом по поводу покушения на Троцкого.

[5] «Покушение 24-го мая». См.: http://iskra-research.org/Trotsky/sochineniia/1940/19400608.html.

[6] Там же.

[7] Там же.

[8] Patenaude, Bertrand M., Trotsky: Downfall of a Revolutionary (HarperCollins e-books. Kindle Edition), p. 256.

[9] “Healy’s Big Lie,” in Education for Socialists, December 1976, p. 36.

[10] «Коминтерн и ГПУ». См.: http://iskra-research.org/FI/BO/BO-86.shtml.

[11] Barry Carr, “Crisis in Mexican Communism: The Extraordinary Congress of the Mexican Communist Party, Science & Society, Spring, 1987, Vol. 51, No. 1, p. 50.

[12] Ibid, p. 51.

[13] Ibid, p. 54.

[14] «Покушение 24-го мая». См.: HYPERLINK "http://iskra-research.org/Trotsky/sochineniia/1940/19400608.html" http://iskra-research.org/Trotsky/sochineniia/1940/19400608.html.

[15] Волкогонов Д., Сталин. Триумф и трагедия. М.: Изд-во АПН, 1989, кн. 1, часть 2, 165–166, 167.

[16] «Коминтерн и ГПУ». См.: http://iskra-research.org/FI/BO/BO-85.shtml.

[17] Там же.

[18] Victor Serge, From Lenin to Stalin (Monad Press, New York, 1973), p. 109.

[19] Writings of Leon Trotsky: Supplement 1934-40 (New York, 1979), p. 830.

[20] Переводчиком и редактором нового издания книги Сталин на английском языке является Алан Вудс. Он связан с левой тенденцией, с которой у Международного Комитета существуют хорошо известные и фундаментальные разногласия. Тем не менее мы признаем и ценим его усилия в подготовке этого издания книги.

[21–22] Троцкий Л.Д., Сталин, том 2, Москва, 1990, с. 247.

[23] Там же, с. 248.

[23а] Там же, с. 238.

[24] Там же, с. 243.

[25] Там же, с. 179.

[26] Leon Trotsky, Stalin, edited and translated by Alan Woods (London, 2016), p. 672.

[27] Там же.

[28] «Покушение 24-го мая». См.: http://iskra-research.org/Trotsky/sochineniia/1940/19400608.html.

[29] Там же.