Нижеследующая лекция была прочитана Джозефом Кишором, национальным секретарем Партии Социалистического Равенства (США), в рамках Международной летней школы ПСР, проходившей с 30 июля по 4 августа 2023 года.

Вступительный доклад председателя международной редакционной коллегии МСВС и национального председателя ПСР Дэвида Норта «Лев Троцкий и борьба за социализм в эпоху империалистической войны и социалистической революции» был опубликован 22 августа. Вторая лекция, «Исторические и политические основы Четвертого Интернационала», была опубликована 4 октября. МСВС опубликует все лекции в ближайшие недели.

Введение

В наступающем ноябре исполнится 70 лет со дня основания Международного Комитета Четвертого Интернационала (МКЧИ), который был создан 23 ноября 1953 года на политической основе «Открытого письма троцкистам всего мира» за авторством Джеймса Кэннона. В этом году мы также отмечаем 100-летие с момента формирования Левой оппозиции и 25-летие со дня запуска Мирового Социалистического Веб Сайта (МСВС). Таким образом, четверть истории троцкистского движения прошла с момента основания МСВС и почти три четверти — с момента создания Международного Комитета.

МКЧИ был создан для защиты троцкистского движения от формы ревизионизма и оппортунизма, известной как паблоизм, по имени главного лидера этой тенденции Мишеля Пабло. «На карту, — пишем мы в документе Исторические и интернациональные основы Партии Социалистического Равенства, — была поставлена защита базовых политических принципов, на которых был основан Четвертый Интернационал, и его выживание в качестве независимой революционной организации» [1].

Паблоизм принимал разные формы в разных странах. Его главной чертой была адаптация к сталинизму и буржуазному национализму, хотя в Соединенных Штатах сторонники Пабло использовали его концепции для оправдания своего подчинения антикоммунистическому профсоюзному аппарату. По сути своей, как объясняет Дэвид Норт в книге Наследие, которое мы защищаем: «Паблоизм был (и остается) ликвидаторством по всей линии. Это отказ от гегемонии пролетариата в социалистической революции и подлинно независимого существования Четвертого Интернационала как сознательного выразителя исторической роли рабочего класса» [2].

Как следует из цитаты, мы имеем дело не только с политическими тенденциями прошлого. Паблоистские тенденции и их наследники, во многих случаях объединившиеся с «государственно-капиталистическими» организациями, ведущих свое происхождение от раскола внутри американской Социалистической рабочей партии (СРП) в 1939–1940 годах, функционируют сегодня в качестве самых ярых сторонников войны США и НАТО против России и являются критически важными инструментами капиталистического правления или, в некоторых случаях, поддерживают реакционный национализм путинского режима.

В этой лекции я рассмотрю происхождение и развитие паблоизма вплоть до основания МКЧИ. По классификации периодов истории Четвертого Интернационала, впервые изложенной на Летней школе ПСР в 2019 году, публикация «Открытого письма» и образование МКЧИ знаменуют завершение того, что мы определили как второй этап, который начался с основания Четвертого Интернационала в 1938 году, и открывают третий этап.

Однако прежде чем приступить к обзору этой истории, я хочу остановиться на первоисточнике, из которого буду черпать сведения, книге Наследие, которое мы защищаем, которая является наиболее полным анализом паблоизма, произведенным нашим движением или кем-либо еще. Наследие было написано товарищем Нортом в виде 35 глав, которые появились в газете Bulletin, издании американской Рабочей лиги (Workers League), предшественницы Партии Социалистического Равенства, в период с апреля 1986 по февраль 1987 года.

Наследие было опубликовано сразу после раскола с национальными оппортунистами из британской Рабочей революционной партии (РРП — Workers Revolutionary Party) в ответ на документ, подготовленный одним из лидеров РРП Майклом Бандой под названием «27 причин, почему Международный Комитет должен быть немедленно похоронен, а Четвертый Интернационал построен». Документ Банды, впервые опубликованный 7 февраля 1986 года, был одобрен нелегитимным «Восьмым съездом» РРП, состоявшимся на следующий день, на который Банда и Слотер, при содействии лондонской полиции, не допустили сторонников МКЧИ в рядах РРП.

Значительная часть Наследия посвящена обзору борьбы с паблоизмом. Сюда входят семь глав, начиная с главы «Четвертый Интернационал и Югославская революция» до «Открытого письма Джеймса Кэннона», за которыми следуют 11 глав, начиная с главы «После раскола» и заканчивая главой «Историческое предательство на Цейлоне», в которых основное внимание уделяется политическому вырождению американской СРП, кульминацией чего стал «воссоединительный» съезд СРП с паблоистами в 1963 году и вхождение номинально троцкистской партии «Ланка Сама Самаджа» (ЛССП) в коалицию с буржуазным правительством на Цейлоне (Шри-Ланка). Вместе взятые, эти главы составляют более половины Наследия.

Такое пристальное внимание к паблоизму в Наследии можно объяснить тем фактом, что в конфликте с британской РРП на карту была поставлена защита всего теоретического и политического наследия марксистско-троцкистского движения. Корни конфликта уходили, как показала критика товарищем Нортом «практики познания» лидера РРП Джерри Хили, к самим истокам марксизма. Однако особое значение имела защита как политического авторитета Международного Комитета в качестве руководства мировым троцкистским движением, так и его фундаментальных политических основ.

Первый аспект был выражен в резолюции от 25 октября 1985 года, где содержался призыв к «перерегистрации членов РРП на основе недвусмысленного признания политического авторитета МКЧИ». Отказ руководства РРП признать авторитет международного движения был неразрывно связан с его национальной оппортунистической политикой и его сползания, как писал товарищ Норт в своем письме Майку Банде 23 января 1984 года, «к позициям, весьма сходным — как по выводам, так и по методологии — с теми, которые мы исторически связывали с паблоизмом» [3].

Таким образом, в ходе полемики с Бандой и борьбы за восстановление политических основ МКЧИ было необходимо подробно рассмотреть историю борьбы против паблоизма. Важным элементом в развитии конфликта внутри МКЧИ, который развивался между 1982 и 1986 годами, был тот факт, что руководство американской Рабочей лиги политически выросло в ходе борьбы с паблоизмом. Товарищи, которые возглавили партию после дезертирства лидера Рабочей лиги Тима Вулфорта в 1974 году, были приняты в партию в ходе борьбы с паблоизмом и уделяли особое внимание тщательному изучению документов этой борьбы. Действительно, именно это объясняет, почему Вулфорт не смог заручиться какой-либо реальной поддержкой в Рабочей лиге для своего безудержного субъективизма, и почему он оказался в объятиях СРП, лидером которой на тот момент был Джозеф Хансен.

Есть еще один важный аспект повышенного внимания к истокам паблоизма в Наследии. Он связан с усиливавшимся кризисом сталинистских режимов в Восточной Европе и в самом Советском Союзе в 1980-е годы. Как отметил товарищ Норт во вступительной лекции [к этой Летней школе], раскол в ноябре 1953 года был вызван смертью Сталина восемью месяцами ранее и кризисом внутри мирового сталинизма, вызванным этим событием. Раскол с РРП три десятилетия спустя произошел накануне заключительной стадии вырождения сталинистского аппарата и всего за пять лет до окончательного упразднения СССР.

Позиция паблоизма в том виде, в каком он развивался в 1950-х годах, заключалась в утверждении, что сталинизм может играть прогрессивную роль. Незадолго до раскола с МКЧИ Банда заявил, что выживание Советского Союза было «решенным вопросом». Менее чем через год после написания своих «27 причин», в которых он утверждал, что защищает наследие Четвертого Интернационала от МКЧИ, Банда отрекся от троцкизма и стал открытым сталинистом. Как было рассмотрено в последних трех главах Наследия, Банда настаивал на том, что ликвидация отношений государственной собственности невозможна, поскольку это нарушило бы диалектический закон «развития “от низшего к высшему”» [4].

Подробный анализ позиций паблоистов в отношении восточноевропейских государств и сталинизма в Наследии подготовил кадры МКЧИ к пониманию и сознательному реагированию на бурные политические события, последовавшие за расколом с РРП. Неосталинистские фантазии паблоизма столкнулись с политической реальностью и были решительно опровергнуты событиями. Как мы уже неоднократно подчеркивали, победа МКЧИ над национальными оппортунистами из РРП была теоретически и политически связана с глубокими объективными процессами, создавшими условия для возрождения троцкизма после раскола с РРП.

Предвестники паблоизма: Конфликты в Четвертом Интернационале во время Второй мировой войны

Главным фокусом этой лекции не являются политические конфликты, возникшие в годы, последовавшие за образованием Четвертого Интернационала в 1938 году. Однако я хочу затронуть некоторые политические проблемы, которые возникли в ходе конфликта с мелкобуржуазной оппозицией в Социалистической рабочей партии в 1939–1940 годах, еще до убийства Троцкого, а также борьбы с «ретрогрессионистами» и фракцией Морроу-Голдмана в СРП в годы, последовавшие за гибелью Троцкого. Особенно следует подчеркнуть связь между этими тенденциями и паблоизмом.

В своем эссе «СССР в войне», опубликованном в сентябре 1939 года на фоне конфликта с фракцией Бёрнхема-Шахтмана-Эйберна в СРП, Троцкий рассмотрел позицию тех, кто настаивал на том, что Пакт Сталина-Гитлера [Молотова-Риббентропа], подписанный месяцем ранее, требовал фундаментальной переоценки классового характера Советского Союза. Они утверждали, что СССР больше нельзя называть «рабочим государством». Они ввели новые термины для определения характера СССР — «государственный капитализм», за который выступал немецкий «левый коммунист» Гуго Урбанс, или «бюрократический коллективизм», предложенный итальянским «левым коммунистом» Бруно Рицци и взятый на вооружение Бёрнхемом. Троцкий пояснял, что в основе этих терминологических различий лежала фундаментальная ревизия природы нашей эпохи и роли рабочего класса. Он писал:

Научно и политически, — а не чисто-терминологически — вопрос стоит так: представляет ли бюрократия временный нарост на социальном организме или же этот нарост превратился уже в исторически-необходимый орган? Социальное уродство может быть результатом «случайного» (т.е. временного и исключительного) сочетания исторических обстоятельств. Социальный орган (а таким является каждый класс, в том числе и эксплуататорский) может сложиться лишь в результате глубоких внутренних потребностей самого производства. Если мы не ответим себе на этот вопрос, то весь спор превратится в бесплодную игру словами» [5].

То есть вопрос об определении характера СССР был связан с более фундаментальным вопросом о том, была ли сталинистская бюрократия «временным наростом», который либо проложит путь к реставрации капитализма, либо будет свергнут рабочим классом в ходе политической революции, или же ее природа коренилась во «внутренних потребностях производства» и, следовательно, она играла прогрессивную историческую роль. С этим вопросом была связана оценка характера эпохи, революционной роли рабочего класса и роли Четвертого Интернационала как руководства этой объективной силы.

«Вопрос об СССР, — подчеркивал Троцкий в письме к Кэннону от 12 сентября 1939 года, — не может быть уникально абстрагирован из современного исторического процесса. Или сталинистское государство является временной формацией, деформацией рабочего государства в отсталой и изолированной стране, или же “бюрократический коллективизм” (Бруно Риззи, La Bureaucratisation du Monde; Париж, 1939 г.) есть новая социальная формация, заменяющая собой капитализм во всем мире (сталинизм, фашизм, Нью Дил, и т.д.). Терминологические эксперименты (рабочее государство, нерабочее государство; класс, не класс; и т.п.) имеют смысл лишь в этом историческом аспекте. Тот, кто принимает эту вторую точку зрения, соглашается, открыто или тайком, что все революционные возможности мирового пролетариата исчерпаны, что социалистическое движение обанкротилось, что старый капитализм превращается в “бюрократический коллективизм” с новым классом эксплуататоров» [6, курсив добавлен].

Различные формы «государственного капитализма», хотя и коренились в приспособлении к империализму, отказываясь определять Советский Союз как рабочее государство [и, соответственно, отказываясь от безоговорочной поддержки СССР против империализма], разделяли с паблоизмом, возникшим в 1950-х годах, базовую позицию, согласно которой сама бюрократия должна играть независимую роль. В основе терминологических новшеств Шахтмана, Бёрнхема, Эйберна и других лежал пессимизм, отражавший деморализацию определенных слоев интеллигенции среднего класса в ответ на политические поражения 1930-х годов.

В ходе конфликта с фракцией Шахтмана-Бёрнхема-Эйберна также было необходимо проанализировать национализацию средств производства, предпринятую сталинистским аппаратом на территориях, попавших под его контроль на ранних этапах Второй мировой войны (Восточная Польша, Прибалтика, Молдавия). Анализ этих мер Троцким поместил бюрократические действия сталинистского режима в контекст международной контрреволюционной роли сталинизма в целом. В статье «СССР в войне» Троцкий писал:

Революционная по-своему характеру мера — «экспроприация экспроприаторов» — осуществляется в данном случае военно-бюрократическим путем. Апелляция к самодеятельности масс в новых территориях — а без такой апелляции, хотя бы и очень осторожной, невозможно установить новый режим, — будет, несомненно, завтра же подавлена беспощадными полицейскими мерами, чтобы обеспечить перевес бюрократии над пробужденными революционными массами. Такова одна сторона дела. Но есть и другая. Чтобы создать возможность оккупации Польши посредством военного союза с Гитлером, Кремль долго обманывал и продолжает обманывать массы СССР и всего мира и довел этим до полного разложения ряды своего собственного Коминтерна. Главным мерилом политики являются для нас не преобразования собственности на том или другом участке территории, как ни важны они могут быть сами по себе, а изменение в сознательности и организованности мирового пролетариата, повышение его способности защищать старые завоевания и совершать новые. С этой единственно решающей точки зрения политика Москвы, взятая в целом, полностью сохраняет свой реакционный характер и остается главным препятствием на пути к международной революции» [7, курсив добавлен].

Эволюция Шахтмана и Бёрнхема подтвердила анализ Троцкого и позицию большинства СРП во главе с Джеймсом Кэнноном. Шахтман и Бёрнхем сотрудничали в создании «Рабочей партии» (Workers Party) после их раскола с СРП в апреле 1940 года. В течение месяца Бёрнхем вышел из Рабочей партии, заявив, что больше не считает себя марксистом, и что «бессмысленно говорить, что “социализм неизбежен”, и неверно то, что социализм “является единственной альтернативой капитализму”». К 1950-м годам Бёрнхем стал ведущим идеологом неоконсервативного движения и был даже награжден «медалью Свободы» президентом Рональдом Рейганом в 1983 году.

Шахтман создал в 1949 году «Независимую социалистическую лигу» (НСЛ). В течение 1950-х годов НСЛ резко сдвинулась вправо, поддерживая операции американского империализма и завязав тесные связи с профсоюзной бюрократией. В 1958 году НСЛ самораспустилась и вступила в Социалистическую партию, где ее члены заняли руководящие позиции. Соцпартия функционировала в качестве опоры реакционного крыла Демократической партии в период «холодной войны».

После убийства Троцкого агентом ГПУ в августе 1940 года внутри СРП и Четвертого Интернационала возникло несколько оппозиционных течений, которые в различных формах приняли основные взгляды мелкобуржуазной оппозиции. Среди этих течений была группа немецких эмигрантов в США, известная как «ретрогрессионисты» (или группа «Трех тезисов»), которую возглавлял Йозеф Вебер из «Интернациональных коммунистов Германии» (ИКГ), а также фракция Морроу-Голдмана в СРП в период с 1944 по 1946 год. Важным источником для обзора политики этих тенденций опять-таки является Наследие, которое мы защищаем, в частности, главы 8 («Три тезиса ретрогрессионистов») и 9 («Фракция Морроу-Голдмана»), а также Предисловие к Наследию, приуроченное к 30-летней годовщине выхода этой книги, где позиции обеих тенденций рассматриваются в контексте полемики против Даниэля Гайдо и Велии Лупарелло.

Исходя из того, что фашизм восторжествовал в Европе, ретрогрессионисты в начале 1940-х годов пришли к выводу, что социалистическая революция должна быть отложена до какого-то отдаленного момента в будущем. Они писали: «Переход от фашизма к социализму остается утопией без промежуточной стадии, которая в основном равнозначна демократической революции» [8]. Эта позиция была разработана в документе «Капиталистическое варварство или социализм», опубликованном в 1943 году: «Самой неотложной политической проблемой является столетней давности вопрос эпохи весны индустриального капитализма и научного социализма — завоевание политической свободы, установление демократии (также и в России) в качестве необходимого предварительного условия для национального освобождения и создания рабочего движения» [9]. Другими словами, нашу эпоху больше нельзя было считать эпохой мировой социалистической революции, а, скорее, возвратом (ретрогрессией) к периоду буржуазно-демократических национальных революций.

Фракция Морроу-Голдмана ухватилась за эти позиции в середине 1940-х годов, придя к выводу, что «отсутствие революционной партии» делало социалистическую революцию невозможной. «Вместо того, чтобы сказать: “Не хватает лишь революционной партии”, — писал Морроу в 1946 году, — мы должны сказать, по крайней мере, самим себе: “Отсутствие революционной партии превращает условия, которые при ее наличии были бы революционными, в условия, при которых нужно бороться, если иметь в виду агитацию, за самые элементарные требования”» [10].

Несмотря на различия в своих позициях и политических ориентациях, ранние формы ревизионизма (фракция Бёрнхема-Шахтмана, группа «Три тезиса» и фракция Морроу-Голдмана) имели много общего с паблоизмом в том виде, в каком он развился в начале 1950-х годов. Как пишет товарищ Норт в предисловии к Наследию, приуроченному к 30-летней годовщине выхода книги, существенной политической связью, которая объединяла их всех, был «отказ от убеждения в революционном потенциале рабочего класса».

«Ревизионизм Пабло и Манделя, выросший в конце 1940-х годов, маскировал свой отказ от троцкизма поверхностно левой риторикой. Но в их перспективе ведущей силой в становлении социализма стала сталинистская бюрократия, а не рабочий класс. Теория Пабло была своего рода вывернутой наизнанку теорией шахтманистов. В то время как последние осудили сталинистский режим как предтечу новой формы эксплуататорского “бюрократически-коллективистского” общества, паблоистская тенденция провозгласила бюрократические сталинистские режимы, созданные в Восточной Европе после Второй мировой войны, необходимой формой исторического перехода от капитализма к социализму. Обе тенденции, каждая по-своему, опирались в своей политической перспективе на идею о нереволюционной роли рабочего класса. Пролетариат переставал быть активной, тем более решающей, силой в историческом процессе» [11, курсив добавлен].

Четвертый Интернационал после войны и происхождение паблоизма

Возникновение паблоизма в Четвертом Интернационале следует рассматривать в связи с противоречивой политической обстановкой, царившей в послевоенный период. Она характеризовалось, с одной стороны, экономической стабилизацией капитализма, ставшей возможной благодаря предательствам и преступлениям сталинизма, а, с другой стороны, подъемом массового антиколониального движения.

Рамки «послевоенной» системы начали формироваться уже в последние годы самой войны. Так, в июле 1944 года было подписано Бреттон-Вудское соглашение, в соответствии с которым был создан Международный валютный фонд и установлен международный валютный режим, базировавшийся на долларе США, привязанном к золоту. Затем, на Ялтинской конференции в феврале 1945 года, предшествовавшей окончательному поражению нацистского режима и его безоговорочной капитуляции в мае, и на Потсдамской конференции в июле-августе 1945 года, Сталин достиг соглашения с крупнейшими империалистическими державами по поводу раздела Европы и подавления революционных восстаний, вспыхнувших в конце войны.

Сталинистский режим боялся социалистической революции в Европе, — не в последнюю очередь потому, что она неизбежно получила бы отклик в советском рабочем классе и поставила под угрозу сталинистское правление в Советском Союзе. Согласно решениям Ялтинской и Потсдамской конференций, Кремль установил контроль над рядом «буферных государств» в Восточной Европе. Взамен сталинистские партии оказали свою поддержку буржуазии для сохранения капитализма в Западной Европе и Греции. Действуя как агенты контрреволюции, сталинисты стремились разоружить массовые движения, которые развились в Италии и Франции, а также вступали в коалиции с буржуазией — в условиях, когда капиталистические правительства были полностью дискредитированы на фоне поражения фашизма. В Японии Коммунистическая партия, после двух атомных бомб и капитуляции, заявила, что американские оккупационные силы во главе с генералом Дугласом Макартуром осуществляли «демократическую революцию», которую необходимо поддержать в качестве необходимого первого этапа «двухэтапной» революции.

Предательства сталинистов создали условия для стабилизации Западной Европы под эгидой США в рамках «плана Маршалла», принятого в 1948 году, в соответствии с которым американский капитализм выделил 13,3 миллиарда долларов на восстановление разрушенных войной европейских экономик.

На фоне этой общей стабилизации послевоенный период ознаменовался огромным подъемом международного рабочего класса и угнетенных масс бывших колониальных стран, который сталинисты пытались пустить под откос. В 1947 году колониальная Индия была разделена на преимущественно индуистскую Индию и преимущественно мусульманский Пакистан. Это стало чудовищным предательством антиимпериалистической борьбы, осуществленным буржуазным Индийским национальным конгрессом Ганди и Неру при поддержке Коммунистической партии с ее теорией «двух этапов».

В октябре 1949 года Коммунистическая партия Китая пришла к власти в условиях революционного подъема масс, который развернулся не столько благодаря сталинистской политики Мао, сколько из-за условий, созданных в стране в результате дезинтеграции японской империи. Менее чем через год постколониальные потрясения нашли свое наиболее взрывное выражение в начале Корейской войны в июне 1950 года. В Восточной Европе к власти пришел Тито и Коммунистическая партия Югославии, политика которой стала причиной раскола между Тито и Сталиным в 1948 году, что анализируется в главе 12 Наследия.

В то же время общая рестабилизация мирового капитализма, как мы пишем в Исторических и международных основах Партии Социалистического Равенства, «значительно расширила поле деятельности для буржуазных националистических движений, сталинистов, профсоюзных бюрократов и различных мелкобуржуазных тенденций, которые оказались во главе этой борьбы. Объективная функция этих движений и организаций состояла в том, чтобы в той или иной форме обеспечить базу поддержки глобальной капиталистической системы среди широких слоев рабочего класса и угнетенных масс» [12].

Я не могу подробно рассмотреть каждый из этих сложных эпизодов. Однако общие рамки послевоенного периода полностью подтвердили контрреволюционную роль сталинизма и, в частности, оценку, сделанную Троцким в эссе «СССР в войне», а именно, что какие бы изменения в отношениях собственности ни происходили в той или иной стране, попавшей под контроль бюрократического аппарата, сталинизм оставался «главным препятствием на пути к международной революции».

Первоначальная реакция Четвертого Интернационала опиралась на эту точку зрения. Заявление, опубликованное в журнале Fourth International в ноябре 1946 года, объясняло процессы, происходящие в Восточной Европе:

Ради ничтожной добычи, ради незначительных репараций — совершенно ничего не значащих с точки зрения удовлетворения экономических потребностей СССР, — Кремль воздвиг против себя стену ненависти во всей Восточной Европе и по всему миру. Ради военного контроля над бедными, обанкротившимися Балканами Кремль помог англо-американским империалистам подавить революцию и сохранить загнивающий капитализм [13].

В апреле 1949 года Седьмой пленум Международного исполнительного комитета (МИК) Четвертого Интернационала настаивал на том, что «оценка сталинизма не может быть дана на основе локальных результатов его политики, но должна исходить из совокупности его действий в мировом масштабе. Когда мы рассматриваем состояние упадка, в котором находится капитализм даже сегодня, через четыре года после окончания войны, и когда мы рассматриваем конкретную ситуацию 1943–45 годов, не может быть никаких сомнений в том, что сталинизм в мировом масштабе явился решающим фактором в предотвращении стремительного и одновременного краха капиталистической системы в Европе и Азии» [14].

Однако, начиная с осени 1949 года, Пабло и его сторонники начали продвигать совершенно иную интерпретацию событий в Восточной Европе и, в связи с этим, роли сталинизма на международном уровне.

В сентябре 1949 года Пабло впервые выдвинул теорию о том, что «деформированные» рабочие государства будут доминировать десятилетиями, даже столетиями, в процессе переходе от капитализма к социализму. В статье «О классовой природе Югославии» Пабло писал:

Социализм как идеологическое и политическое движение пролетариата, а также социальная система, по своей природе интернационален и неделим… Но имея это в виду, тем не менее остается верным, что в течение всего исторического периода перехода от капитализма к социализму, периода, который может растянуться на столетия, мы столкнемся с гораздо более извилистым и сложным развитием революции, чем предвидели наши учителя, — и рабочими государствами, которые являются не нормальными, а, по необходимости, весьма деформированными [15].

Каковы выводы из этих позиций? Сталинизм перестает быть «временным наростом», как пояснял Троцкий в Преданной революции и в ходе борьбы с мелкобуржуазной оппозицией в СРП, а становится независимой и действительно «необходимой» социальной формацией. Если принять, что обширный «переходный период», растягивающийся на столетия, характеризовался бы существованием «рабочих государств», которые были бы «по необходимости… весьма деформированными», то есть такими, где у руля стоят сталинистские партии, это могло бы означать только то, что в глубоком историческом смысле сталинизму предстояло сыграть прогрессивную роль. В ответ на вопрос Троцкого: «Представляет ли бюрократия временный нарост на социальном организме или же этот нарост превратился уже в исторически-необходимый орган?», — Пабло отвечал: «Это исторически-необходимый орган».

В той же статье Пабло начал выдвигать формулировки, которые пересматривали роль самого Четвертого Интернационала. «В нашу эпоху, — писал он, — пролетарская власть, установленная в отдельно взятой стране, неизбежно и стремительно бюрократизируется… Для борьбы с этой опасностью нет другого средства, кроме как оказывать давление мощью мировой организации, Интернационала. Только он способен уравновесить разлагающее влияние национальной изоляции на партию власти» [16]. Другими словами, роль Четвертого Интернационала состоит в том, чтобы служить «противовесом» «неизбежной и стремительной» тенденции к бюрократизации «партии власти», то есть партии за пределами Четвертого Интернационала, в той или иной стране. Только «в долгосрочной перспективе» «важность и эффективность» Четвертого Интернационала «проявятся» посредством «завоевания власти в других странах».

Вопрос о том, как правильно оценить социальную природу Югославии и буферных государств Восточной Европы, стал предметом интенсивной дискуссии в Четвертом Интернационале, в ходе которой были проанализированы последствия их создания для перспективы Четвертого Интернационала, а также важнейшие методологические вопросы. Основные позиции, выдвинутые различными лидерами Четвертого Интернационала и Социалистической рабочей партии, рассматриваются в главе 13 Наследия «Происхождение паблоизма» и главе 14 «Метафизика национализированной собственности».

Джеймс Кэннон, Моррис Штейн и Джон Райт из СРП и, поначалу, Эрнест Мандель из Интернационального Секретариата выступили против упрощенной позиции, согласно которой режим, национализировавший собственность, автоматически приравнивается к рабочему государству трудящихся, в то время как Джозеф Хансен и Берт Кохран из СРП встали на сторону Пабло.

Мандель, впоследствии ставший близким соратником Пабло, утверждал в октябре 1949 года, что те, кто настаивал на немедленном объявлении Югославии и буферных государств «рабочими государствами» — Пабло здесь не был назван по имени, но явно подразумевался, — «превращают в абстракцию решающие факторы при оценке характера этих национализаций: кто проводил их, в чью пользу и на каких условиях. Они изолируют исторический фактор от его реального контекста и сокращают то, что должно быть глубоким историческим анализом, до простого силлогизма, приходя фактически к тавтологии и считая спорный вопрос не требующим доказательств» [17].

В феврале 1950 года на пленарном заседании Национального комитета СРП Штейн выступил против позиции Хансена, который уже на этом раннем этапе утверждал, что огосударствление производства равнозначно созданию рабочего государства. Штейн уделил особое внимание историческому происхождению данного государства при определении его классового характера. «Чисто экономические критерии для установления существования или несуществования рабочего государства фигурировали в нашем движении только при обсуждении вырождения рабочего государства, ранее созданного пролетарской революцией» [т.е. когда речь заходила исключительно об СССР], — утверждал он.

Штейн подчеркивал, что «наиболее важным элементом в социальной революции является сознательность и самостоятельность действий рабочего класса в соответствии с политикой его передовой партии».

«Упрощенный подход, сводящийся, по сути, к предположению, что национализация равна рабочему государству, может только дезориентировать наше движение. Это карикатура на марксизм. Это подмена бюрократическими декретами о национализации подлинного анализа действующих классовых сил и их относительных позиций в обществе. Подобный подход не может служить нам ни руководством к пониманию событий, происходящих в буферных странах, ни помощью в формировании нашей политики относительно этих государств» [18].

Четвертый Интернационал на Восьмом пленуме Международного исполнительного комитета в апреле 1950 года принял решение считать Югославию «деформированным рабочим государством», и этот термин позже был применен также к буферным государствам Восточной Европы.

Наследие, которое мы защищаем, кратко суммирует ход дискуссии. Ради пояснения стоит привести обширную цитату из чрезвычайно важной главы «Метафизика национализированной собственности».

Значение доводов Манделя и Штейна в том, что они справедливо отводили пролетарской революции центральное место в исторической перспективе, — в противоположность растущей тенденции к оппортунистическому приспособлению к советской бюрократии и ее эфемерным «успехам». Это не означает, однако, что конечное решение признать существование «деформированных» рабочих государств в Югославии и остальной Восточной Европе было неверным. При правильном понимании и правильном использовании это новое определение выполняло необходимую теоретическую и политическую функцию. Но, как и все диалектические понятия, понятие «деформированного рабочего государства» приемлемо и сохраняет свою обоснованность только в пределах определенных исторических и политических «допусков».

Таким образом, являясь средством определения «гибридных» государств, возникших в специфических и конкретных условиях послевоенного периода, а также являясь средством подчеркнуть искаженный и аномальный характер их происхождения, концепция деформированного рабочего государства дает принципиальную основу, исходя из которой, троцкистское движение настаивает на необходимости защиты этих государств от империалистической интервенции. В то же время эта концепция ясно указывает на политические задачи, стоящие перед рабочим классом в этих странах.

Употребление термина «деформированный» привлекает центральное внимание к важнейшему историческому различию между свержением капиталистического государства в октябре 1917 года и теми переворотами, которые были совершены в конце 1940-х годов в Восточной Европе, то есть к отсутствию там массовых органов рабочей власти, Советов, возглавляемых партией большевистского типа. Более того, сам по себе термин «деформированный» подразумевает лишь переходный характер существования этих государственных режимов сомнительной исторической жизнеспособности, действия которых во всех сферах — политической и экономической — несут печать искаженного и аномального характера их появления на свет.

Таким образом, вовсе не отождествляя эти режимы с новыми историческими перспективами, понятие «деформированные» подчеркивает историческое банкротство сталинизма и настойчиво указывает на необходимость создания подлинно марксистского руководства, мобилизации рабочего класса в направлении политической революции против правящей бюрократии, создания подлинных органов рабочей власти и разрушения бесчисленных рудиментов капиталистических отношений в государственной структуре и экономике [19].

Однако сторонники Пабло понимали определение «деформированные рабочие государства» таким образом, что, как отмечает товарищ Норт, они трактовали слово «деформированные» так, как если бы оно было «не более чем своего рода малозначимым прилагательным». Как Пабло уже указывал в своем более раннем эссе о Югославии, он продвигал концепцию, согласно которой необходимыми средствами для достижения социализма являлись именно такие «деформированные» государства. Это сопровождалось презрительными выпадами против тех членов Четвертого Интернационала, которые выступали против этих концепций, потому что они якобы были очарованы «чистой формой» вместо того, чтобы принимать реальность.

Паблоистское ликвидаторство и объективизм

Хотя дискуссия о характере Югославии и буферных государств была важной сама по себе, в ее основе лежали более фундаментальные вопросы перспективы. Какова природа нашей эпохи? Какими средствами может быть осуществлен социализм? Какова роль Четвертого Интернационала?

В течение следующих двух лет, как я цитировал ранее, отчетливо проявилась основная черта паблоизма:

Паблоизм был (и остается) ликвидаторством по всей линии. Это отказ от гегемонии пролетариата в социалистической революции и подлинно независимого существования Четвертого Интернационала как сознательного выразителя исторической роли рабочего класса [20].

Глава 15 Наследия («Природа паблоистского оппортунизма») описывает эволюцию паблоизма в течение 1951 года, года проведения Третьего Мирового Конгресса, проходившего в августе-сентябре. Опять же, я могу затронуть лишь несколько наиболее важных моментов, рассмотренных в книге.

В январе 1951 года Пабло написал свое эссе «Куда мы идем?», подготовленное после Девятого Пленума МИК и в преддверии Третьего Мирового Конгресса, на котором он повторил и расширил тезисы, выдвинутые в эссе о Югославии. Те, кто «отчаивается в судьбе человечества из-за того, что сталинизм все еще существует и даже одерживает победы», писал Пабло, мотивированы субъективным желанием, чтобы социализм был «осуществлен в течение их короткой жизни». Вместо этого, настаивал он, «эта трансформация, вероятно, займет целый исторический период в несколько столетий, в течение которого она будет наполнена формами и режимами, переходными между капитализмом и социализмом и по необходимости отклоняющимися от “чистых” форм и норм» [21, курсив добавлен].

Прикрываясь необходимостью анализа «новых тенденций объективной реальности», Пабло начал вносить фундаментальные ревизии в понимание троцкистским движением природы эпохи и его собственной роли в ней. Пабло писал, что необходимо признать, что после окончания Второй мировой войны «мы вступили в период, существенно отличающийся от всего того, с чем мы сталкивались в прошлом», и это требует от движения преодоления «всякого доктринерства и всякого рода мышления, которое неспособно охватить, проанализировать и постичь бесконечно богатое содержание новой реальности в ее полном многообразии» [22].

Что же представляла собой эта «новая реальность» в ее «полном многообразии»? Пабло подытожил свою позицию следующим образом:

Для нашего движения объективная социальная реальность состоит, по сути, из капиталистического режима и сталинистского мира. Более того, нравится нам это или нет, эти два элемента, по большому счету, составляют объективную социальную реальность, поскольку подавляющее большинство сил, противостоящих капитализму, в данный момент находятся под руководством или влиянием советской бюрократии.

«Объективная социальная реальность, — утверждает Пабло, — состоит, по сути, из капиталистического режима и сталинистского мира». Он так настаивал на этом тезисе, что повторил его дважды. «Более того, нравится нам это или нет, эти два элемента, по большому счету, составляют объективную социальную реальность». На самом деле здесь нет никакого «более того», поскольку Пабло просто повторил то, что только что было сказано, с единственным добавлением: «нравится нам это или нет». То есть чего бы ни хотел и что бы ни делал Четвертый Интернационал, чего бы ни желали субъективно его кадры, «объективная социальная реальность» состоит из сталинистского мира и капиталистического режима. Почему? Потому что «силы, противостоящие капитализму, в данный момент находятся под руководством или влиянием советской бюрократии» (курсив добавлен).

Если принять за истину утверждение, что антикапиталистические устремления рабочего класса «в данный момент» находятся под руководством или влиянием советской бюрократии, то этот факт для любого троцкиста только подчеркнул бы важность решения кризиса революционного руководства, а именно, каким образом ослабить политическое влияние сталинизма на рабочий класс. Более того, утверждение о том, что «объективная социальная реальность» состоит из «сталинистского мира» и «капиталистического режима», расценивало существующую расстановку политических сил в качестве чего-то, фундаментально присущего структуре самого общества, что снова наделяло «сталинистский мир» исторически необходимой социальной функцией, вместо того чтобы считать его временным политическим «наростом». Сказать, что «сталинистский мир» коренится в «объективной социальной реальности», означало, в некотором смысле, принять позицию государственных капиталистов о том, что сталинистская бюрократия была новым социальным классом, только переворачивая эту позицию с ног на голову.

С этой ликвидаторской линией была связана теория Пабло о «войне-революции», которая заменила идею развития классовой борьбы, — в рамках которой Четвертый Интернационал должен бороться за политическое лидерство, — катастрофической мировой войной в качестве механизма реализации социализма. «Такая война, — писал Пабло, — с самого начала приобрела бы характер международной гражданской войны, особенно в Европе и Азии. Эти континенты быстро перешли бы под контроль советской бюрократии, коммунистических партий или революционных масс…»

Эти две концепции Революции и Войны, которые совсем не противостоят одна другой и не представляют собой две существенно различные стадии развития, сближаются более тесно и становятся так взаимосвязаны, что почти не различаются при определенных обстоятельствах и в определенное время. Вместо них возникает концепция Революции-Войны или Войны-Революции, на которой должны основываться перспективы и ориентация марксистов нашей эпохи [23].

Теория Пабло о «войне-революции», позже развитая сторонником Пабло в Латинской Америке Хуаном Посадасом, извратила традиционную марксистскую концепцию войны. Теперь не революционное движение рабочего класса являлось объективной основой для свержения капитализма и прекращения империалистической войны, а империалистическая война становилась повивальной бабкой революции. В «революционных» фантазиях Пабло такая война «быстро» привела бы к установлению контроля сталинистских партий над всей Европой и Азией, наделив бюрократию прогрессивной ролью в свержении капиталистических отношений собственности в большей части мира и игнорируя роль сталинизма, который менее чем за десятилетие до этого помог империализму подавить революции в Европе и Азии во время Второй мировой войны и сразу после нее.

Я вернусь к вопросу о войне-революции, но сначала я хотел бы снова процитировать большой отрывок из Наследия, посвященный методологическим вопросам, связанным с ревизией троцкизма со стороны Пабло, которые имеют непреходящее значение для понимания нашей собственной политической деятельности. И это вопрос объективизма.

«По мере того как они приспосабливались к империализму и его сталинистским агентам — пишет товарищ Норт, — и переставали верить в способность троцкистов завоевать руководство рабочим классом, они усваивали объективистский метод, который превосходно соответствовал политической перспективе, уступавшей всю историческую инициативу силам вне рабочего класса, и политическим тенденциям, отличным от Четвертого Интернационала».

Точкой зрения объективизма является созерцание, а не практическая революционная деятельность, скорее наблюдение, нежели борьба; она оправдывает то, что происходит, а не объясняет, что должно быть сделано. Этот метод дал теоретическую основу перспективе, которая рассматривала троцкизм не как теорию, руководящую практической деятельностью партии, полной решимости завоевать власть и изменить ход истории. Эта перспектива видела в троцкизме некую общую интерпретацию исторического процесса, в котором социализм будет в итоге претворен в жизнь под руководством непролетарских сил, враждебных Четвертому Интернационалу. В той степени, в какой троцкизму должна быть отведена какая-то непосредственная роль в ходе этих событий, то она должна свестись просто к чему-то наподобие подсознательно действующего умственного процесса, неосознаваемым образом руководящего деятельностью сталинистов, неосталинистов, полусталинистов и, конечно, мелкобуржуазных националистов разного рода.

Паблоизм в этом смысле шел намного дальше набора неверных оценок, ложных прогнозов и программных ревизий. Он подверг атаке все основы научного социализма и отбросил в сторону главные уроки, извлеченные марксистами из развития классовой борьбы за целое столетие. Величайшее завоевание марксистской теории в двадцатом веке — ленинская концепция партии — было подорвано тем, что Пабло поставил под вопрос необходимость сознательного элемента в борьбе пролетариата и в исторической реализации диктатуры пролетариата. Для Пабло и его последователей не было необходимости теоретически просвещать рабочий класс и сделать его сознательным относительно своих исторических задач. Не было необходимости вести борьбу за марксизм против господства буржуазной идеологии над стихийным движением рабочего класса.

Таким образом, марксизм переставал быть активным политическим и теоретическим оружием, с помощью которого авангард рабочего класса завоевывал авторитет в массах, обучал и организовывал их для осуществления социалистической революции. Наоборот, марксизм просто «подтверждался» абстракцией, называемой «исторический процесс». Последний неким квазиавтоматическим образом проявлял себя в любой политической тенденции, оказавшейся под рукой, независимо от классовых сил, на которых она объективно основывалась, и невзирая на то, насколько одиозным было прошлое этой тенденции или насколько реакционной ее программа [24].

Борьба с объективизмом имеет долгую традицию в марксистском движении. Наследие цитирует раннее эссе Ленина «Экономическое содержание народничества», где рассматривается этот вопрос. Одно из поздних эссе Троцкого «Класс, партия и руководство» посвящено разоблачению тех, кто возлагает на рабочий класс и «объективные причины» ответственность за поражения, вызванные предательством лидеров рабочего класса. «Политическое лидерство в критические моменты исторических поворотов может стать таким же решающим фактором, как и роль верховного командования в критические моменты войны, — писал Троцкий. — История — это не автоматический процесс. Иначе зачем нужны лидеры? Зачем партии? Зачем программы? К чему теоретическая борьба?» Британская Социалистическая рабочая лига (СРЛ) в своей критике воссоединения американской СРП с паблоистами уделила особое внимание объективизму Хансена и СРП в начале 1960-х годов, о чем будет рассказано в следующей лекции.

Однако я хотел бы особо указать товарищам на эссе «Марксизм, история и социалистическое сознание», которая содержится в книге товарища Норта Франкфуртская школа, постмодернизм и политика псевдо-левых, где правильное понимание объективизма разрабатывается в противовес ложному изложению проблемы Стайнером и Бреннером (в частности, разделы 6 и 15). Объективизм не означает понимания истории как законосообразного процесса, на чем настаиваем мы и что отвергли Штайнер и Бреннер. Скорее, это позиция, согласно которой объективное развитие противоречий капитализма в состоянии самостоятельно решить фундаментальную проблему революционного руководства — «субъективный фактор».

Для марксистов борьба за социалистическое сознание состоит не только в том, чтобы убеждать широкие массы трудящихся вести борьбу против капитализма. Скорее, исходя из понимания неизбежности такой борьбы, которая проистекает из объективно эксплуататорского процесса извлечения прибавочной стоимости, усиливаемого углубляющимся экономическим и социальным кризисом капиталистической системы, марксистское движение стремится развить в передовых слоях рабочего класса научное понимание истории как законосообразного процесса, знание капиталистического способа производства и социальных отношений, которые он порождает, а также понимание реальной природы нынешнего кризиса и его всемирно-исторических последствий. Это вопрос преобразования бессознательного исторического процесса в сознательное политическое движение, вопрос предвидения и подготовки к последствиям углубления мирового капиталистического кризиса, вопрос раскрытия логики событий и формулирования, стратегически и тактически, соответствующего политического ответа [25].

Или, по определению Ленина, позже искаженном и фальсифицированном Хили, «самая высшая задача человечества — охватить эту объективную логику хозяйственной эволюции (эволюции общественного бытия) в общих и основных чертах с тем, чтобы возможно более отчетливо, ясно, критически приспособить к ней свое общественное сознание и сознание передовых классов всех капиталистических стран» [26].

Возвращаясь к паблоизму, теория «войны-революции» фактически приняла позицию, которую Троцкий недвусмысленно раскритиковал в годы, предшествовавшие Второй мировой войне. Эта критика также направляет наш собственный анализ войны США-НАТО против России, и именно ее цитировал товарищ Норт во вступительном докладе на открытии этой школы. В своих показаниях перед Комиссией Дьюи в 1937 году Троцкий ссылался на «фантастическую теорию, которая пускается в оборот друзьями ГПУ», гласящую, что поскольку «война нередко вызывает революцию», троцкистское движение выступает за ускорение войны.

«Война действительно нередко ускоряла революцию», — пояснил Троцкий.

Но именно поэтому она приводила нередко к выкидышу. Война обостряет социальные противоречия и недовольство масс. Но этого мало для победы пролетарской революции. Без революционной партии, имеющей опору в массах, революционная ситуация приводит к жесточайшим поражениям. Задача не в том, чтоб «ускорить» войну, — над этим, к несчастью, не без успеха работают империалисты всех стран. Задача в том, чтоб использовать то время, которое империалисты еще оставляют рабочим массам для создания революционной партии и революционных профессиональных союзов…

Война, как и революция, самые серьезные и трагические явления в человеческой истории. С ними нельзя шутить. Они не допускают дилетантского к себе отношения. Нужно ясно понимать взаимоотношение войны и революции. Не менее ясно нужно понимать взаимоотношение между объективными революционными факторами, которые нельзя вызвать по желанию, и между субъективным фактором революции — сознательным авангардом пролетариата, его партией. Эту партию надо готовить изо всех сил [27].

Пабло перевернул эту позицию с ног на голову. Вместо необходимости скорейшего укрепления «субъективного фактора революции», чтобы увеличить шансы на то, «что революция произойдет до войны и, может быть, сделает невозможной войну», для Пабло война стала механизмом осуществления революции без учета субъективного фактора. С помощью войны преодоление капиталистических отношений собственности произошло бы «быстро» и под руководством контрреволюционной сталинистской бюрократии.

В этом контексте роль Четвертого Интернационала была сведена практически к нулю. «Тем не менее, — писал Пабло в работе «Куда мы идем?», — для правильной ориентации революционных марксистов необходимо не только помнить о том, что объективный процесс, в конечном счете, является единственным определяющим фактором, преодолевающим все препятствия субъективного порядка, но и о том, что сам сталинизм это, с одной стороны, феномен противоречий, а с другой — противоречащий сам себе феномен» (курсив добавлен).

Но если «объективный процесс» является «единственным определяющим фактором», то какова роль партии? Это заявление шло вразрез со всем, что Троцкий писал о динамике революции и решающей роли партии, руководства. Этот фактор в период революции становится более, а не менее, значимым. «Когда же объективные предпосылки созрели, тогда ключ ко всему историческому процессу передается в руки субъективного фактора, то есть партии, — писал Троцкий в 1928 году. — Оппортунизм, сознательно или бессознательно живущий внушениями прошлой эпохи [то есть периода, предшествовавшего Первой мировой войне], всегда склонен к недооценке роли субъективного фактора, то есть значения партии и революционного руководства» [28, курсив добавлен].

Резолюции, подготовленные для Третьего Мирового Конгресса, и доклад Пабло на Конгрессе («Дорога к массам») развивали, на основе выдвигавшихся ликвидаторских концепций, перспективу «реальной интеграции» в массовые движения, где бы они ни существовали и какую бы форму ни принимали.

«Впервые в истории нашего движения, — заявил Пабло в своем докладе, — особенно после Второго Мирового Конгресса, о зрелости наших кадров свидетельствует упорное систематическое исследование пути, которым следует движение масс в каждой стране, а также изучение форм и организаций, наилучшим образом отражающих лучшие черты этих движений. Об этом же свидетельствуют наши конкретные практические шаги на этом пути».

«Дорога к массам» Пабло была основана на национальных соображениях в каждой стране, а не на глобальной перспективе социалистической революции. «Понять реальное движение масс означает прежде всего быть способным правильно проанализировать политическую ситуацию в каждой стране, ее особенности, динамизм и определить наиболее подходящую тактику подхода к массам».

Пабло превратил то, что в марксистском движении традиционно считалось тактическими вопросами — как вырвать рабочих из-под влияния существующих руководств и привлечь их на свою сторону, — в важнейший вопрос политической перспективы, центральная роль которого стала понятна только сейчас. «Что мы впервые поняли в истории нашего движения и рабочего движения в целом — в первый раз так досконально и в таких больших масштабах, — так это то, что мы должны быть способны найти свое место в массовом движении, таком, как оно есть, где бы оно ни выражало себя, и должны помогать ему подняться через свой собственный опыт на более высокий уровень…»

Сейчас нет ни одной троцкистской организации, которая бы целиком или частично не понимала серьезно, глубоко и конкретно необходимость подчинить все организационные соображения по поводу формальной независимости и тому подобного реальной интеграции в массовое движение, как оно проявляет себя в той или иной стране, или же интеграции в значимые течения в этих движениях, на которые можно оказывать влияние [29].

Конгресс принял специальную резолюцию о политической ситуации в Латинской Америке, включая призыв к троцкистскому движению в Боливии ориентироваться на мелкобуржуазную партию MNR (Националистическое революционное движение), что положило начало ликвидаторской политике на континенте, которая имела катастрофические последствия для рабочего класса, о чем будет рассказано в следующей лекции.

Кэннон вступает в борьбу с паблоизмом, публикуя «Открытое письмо»

Начиная с 1952 года, Кэннон начал борьбу против паблоизма, кульминацией чего стала публикация «Открытого письма» в ноябре 1953 года. В ходе обзора этой истории в главах 16 и 17 Наследия, товарищ Норт в то же время разоблачает и опровергает ложь, выдвинутую Бандой в его «27 причинах», согласно которой Кэннон (а также Хили, согласно Банде), выступая против паблоизма и инициируя создание Международного Комитета, предпринял какой-то прагматический или, еще хуже, оппортунистический маневр. Согласно Банде, раскол в 1953 году был конфликтом между «теми, кто в Великобритании и США (то есть Кэннон и Хили) все быстрее переориентировался в направлении лейбористских и реформистских бюрократий и государства, и теми, кто в Западной Европе приспособлялся к давлению господствующих сталинистских бюрократий, прежде всего в Италии и Франции» [30].

Как отмечает товарищ Норт, если бы эта интерпретация событий 1953 года была верна, то подлинные троцкисты того времени были бы обязаны критически поддержать Пабло, поскольку основание МКЧИ, по словам Банды, базировалось на адаптации к американскому и европейскому империализму. Как исчерпывающе демонстрирует Наследие, «анализ» Банды был полнейшей выдумкой.

Очернение роли Кэннона в 1953 году (распространенное Бандой также и на Хили) имело корни в предыдущих позициях РРП, которая в ходе своего националистического перерождения начала продвигать линию, согласно которой разрыв Кэннона с Пабло был просто беспринципным маневром. Предисловие к книге Троцкизм против ревизионизма, том 1, опубликованной в 1974 году, утверждало, что «у многих людей, незнакомых с движением, может возникнуть соблазн сделать вывод, что СРП представляла антиревизионистскую и марксистскую точку зрения в дискуссии, и что ее нынешнее [в 1970-х годах] ренегатство является своего рода отклонением, не связанным с ее защитой “ортодоксального троцкизма” в 1950-е годы». Напротив, говорилось в предисловии, МКЧИ защищал свою точку зрения как против паблоизма, так и против «прагматизма и механического детерминизма тенденции Кэннона-Доббса-Хансена». Далее добавляется, что «Кэннон и большинство руководства СРП не смогли бороться с Пабло политически, потому что придерживались одного и того же позитивистского метода» [31].

В некрологе Хили товарищ Норт указывает, что это умаление роли Кэннона, которое фактически началось в конце 1960-х годов, было предпринято «для того, чтобы преуменьшить… значение международного движения и его решающую роль в развитии троцкистского движения в Великобритании».

Конечно, оглядываясь назад, можно указать на недостатки Кэннона в первые годы возникновения паблоизма, включая его неспособность прояснить политические проблемы, связанные с бюрократическими репрессиями Пабло против большинства французской секции, и понять далеко идущее значение позиций, выдвинутых в резолюциях Третьего Мирового Конгресса. Сам Кэннон признал эти недостатки, как только борьба с паблоизмом была полностью развернута. Но делать из этого вывод, что борьба Кэннона с Пабло была всего лишь маневром, и что Кэннон был «неспособен бороться с Пабло политически», значит искажать исторические факты. Это означало фальсификацию роли Кэннона в истории троцкистского движения, несмотря на его последующее политическое перерождение, и, сознавал ли это Хили или нет, подрывало политические основы самого МКЧИ, который опирался на «Открытое письмо» Кэннона.

Особое значение для истории партии имеет защита троцкизма, которую Кэннон предпринял сначала в борьбе с тенденцией Кохрана-Кларка в СРП, а затем в борьбе с паблоизмом в целом.

В США сторонники Пабло, возглавляемые Бертом Кохраном, предприняли масштабное отречение от исторических традиций движения, требуя «выбросить старый троцкизм». Утверждая, что СРП должна перестать называть себя «троцкистской» партией, Кохран заявил в апреле 1951 года: «У меня чувство, что такое определение на среднего аполитичного американца, — то самое лицо, в ком мы больше всего заинтересованы [!], — производит впечатление сектантского движения, а его участники выглядят последователями некоего индивидуума, к тому же русского» [32].

Кохран выражал настроения, характерные для всех ревизионистских тенденций, — безудержную враждебность к истории партии. В июле-августе 1951 года он заявил, что «мы не можем позволить себе жить прошлым или жить в созданном нами призрачном мире».

Мы не можем позволить себе донкихотства. Хотя наша программа основывается и будет продолжать основываться на международном опыте рабочего класса, и хотя Троцкий был — в непосредственном и самом прямом смысле — учителем и лидером нашего движения, это вовсе не означает, что мы добьемся большего успеха, созывая рабочих под наши знамена, если будем пытаться объяснить им, что правильно и что неправильно в борьбе между Сталиным и Троцким, которая теперь отошла в прошлое, или что наш революционный долг — во что бы ни стало добиваться этого понимания [33].

Это экстраординарное заявление. Борьба между «Сталиным и Троцким» — как будто речь шла о конфликте между отдельными людьми, а не о вопросах жизни и смерти мирового социалистического движения — «отошла в прошлое». Это было сказано в 1951 году, всего через 11 лет после убийства Троцкого агентом ГПУ, что эквивалентно периоду между 2012 годом и сегодняшним днем. Прошло менее чем 15 лет после Большого террора и массовых убийств троцкистов и социалистических рабочих в Советском Союзе. Но какие стороны этого конфликта были «правильны и неправильны» стало для Кохрана вопросом далекого прошлого — в условиях, когда Сталин все еще возглавлял бюрократический аппарат в Советском Союзе.

Кэннон понимал, что борьба против Кохрана, а затем и против паблоизма как международной тенденции должна была быть доведена до рядовых членов СРП и стать их достоянием.

Я хотел бы воспроизвести отрывок из речи, произнесенной Кэнноном 24 мая 1953 года перед собранием членов нью-йоркского отделения, главной базы кохранистской оппозиции. Это дает понимание того, что представлял собой Кэннон, и демонстрирует тот подход, который он применил к истории движения, в котором товарищи, без сомнения, распознают наши мотивы для проведения этой школы.

В этой речи и других выступлениях того периода Кэннон связал взгляды оппозиции с изменениями в объективной ситуации и классовых отношениях в послевоенные годы. Выступая на собрании партийного большинства 11 мая 1953 года, он объяснял, что партия больше не может игнорировать расслоение, происходившее внутри профсоюзов, и появление в них консервативного слоя, чьи настроения и концепции находили выражение внутри самой партии.

В течение 1953 года Кэннон и его сторонники пришли к пониманию того, что политические концепции, с которыми столкнулась СРП в тенденции, возглавляемой Кохраном и Кларком [34], были особым национальным выражением ликвидаторской линии, продвигавшейся Пабло. Таким образом, этот вопрос мог быть прояснен только на международном уровне. Доббс объяснял в письме Хили от 25 октября 1953 года: «Мы думаем, что лучшей услугой, которую мы можем оказать интернациональному движению, будет прорыв паутины паблоистских интриг посредством открытого вызова их ликвидаторской ревизионистской линии. Мы думаем, что пришло время открыто обратиться к ортодоксальным троцкистам всего мира с призывом объединиться для спасения Четвертого Интернационала и изгнания этой узурпаторской ревизионистской клики».

«Борьба, которая нам теперь предстоит, имеет не менее жизненно-важное и решающее значение для будущего, чем великие битвы, развернувшиеся 25 лет назад, в ходе которых были собраны первые кадры троцкистов. Перед лицом этой политической задачи бледнеют мелкие скандалы и организационные маневры. Бескомпромиссным политическим вызовом вы быстро соберете свои силы во фракцию, которая затем станет будущим движением в Англии» [35].

В начале ноября, после исключения Кохрана, Кларка и других, участвовавших в бойкоте партийного мероприятия, посвященного 25-й годовщине основания троцкистского движения в Соединенных Штатах, Кэннон выступил с речью на пленуме Национального комитета, в которой изложил центральный вопрос, стоявший на кону в борьбе с паблоизмом: вопрос о революционном руководстве и связанный с этим вопрос о природе эпохи:

И если наш разрыв с паблоизмом, как мы это теперь ясно видим, свести к одному пункту и сконцентрировать в одном вопросе, то это вопрос о партии. Теперь это нам представляется ясным после того, как мы увидели развитие паблоизма в действии. Сутью паблоистского ревизионизма является отказ от той части троцкизма, которая является сегодня его самой жизненно-важной частью — концепции кризиса человечества как кризиса руководства рабочим движением, суммированного в вопросе о партии [36].

В «Открытом письме» от ноября 1953 года были подытожены принципиальные политические и организационные вопросы, связанные с борьбой против паблоизма. В его вступительном разделе, озаглавленном «Программа троцкизма», излагаются фундаментальные основы, на которых было построено троцкистское движение. Этот раздел был полностью включен в резолюцию об учреждении МКЧИ.

Я цитирую:

1. Смертельная агония капиталистической системы грозит разрушением цивилизации путем усугубляющихся депрессий, мировых войн и проявлений варварства подобных фашизму. Сегодняшнее развитие атомного оружия особенно трагически подчеркивает эту опасность.

2. Падения в пропасть можно избежать, только заменив капитализм на социализм с плановой экономикой в мировом масштабе, и, таким образом, возобновить спираль прогресса, открытого капитализмом в его ранний период.

3. Это можно выполнить только под руководством рабочего класса. Но рабочий класс сам стоит перед проблемой кризиса руководства, хотя соотношение мировых общественных сил никогда еще не было столь благоприятным, как сегодня, для рабочих встать на путь, ведущий к завоеванию власти.

4. Чтобы организовать себя для выполнения мировой исторической задачи, рабочий класс в каждой стране должен создать революционную социалистическую партию по модели, разработанной Лениным; то есть боевую партию, способную диалектически сочетать демократию и централизм — демократию в принятии решений, централизм в их выполнении; руководство, контролируемое рядовыми членами, способными дисциплинированно наступать под огнем.

5. Главным препятствием к этому является сталинизм, который привлекает рабочих, эксплуатируя престиж Октябрьской революции 1917 года в России, чтобы затем, предав их веру, бросить их в руки социал-демократии, повергнуть их в апатию, либо отбросить назад к иллюзиям в отношении капитализма. Наказанием за это предательство является консолидация фашистских или монархических сил, возникновение новых войн, навязанных и подготовленных капитализмом. С момента своего основания Четвертый Интернационал, как одну из своих наиболее важных задач, поставил цель свержения сталинизма внутри и за пределами СССР.

6. Необходимость выработки гибкой тактики, перед которой стоят многие секции Четвертого Интернационала, а также партии и группы, сочувствующие его программе, все более указывает на то, что они должны знать, как бороться с империализмом и его мелкобуржуазными агентурами (такими как националистические формирования или профсоюзные бюрократии); а также знать, как бороться со сталинизмом (который, в конечном счете, есть мелкобуржуазный агент империализма), не капитулируя перед империализмом [37].

В главе 18 Наследия подробно описывается, как в «Открытом письме» излагается неприятие этих фундаментальных концепций со стороны Пабло, нашедшее выражение в критически важных политических событиях. К ним относится реакция на смерть Сталина в марте 1953 года, когда фракция паблоистов изобразила последующие уступки бюрократии не как маневр, а как шаги к «разделению власти» с рабочим классом. В ответ на восстание рабочих в Восточной Германии в июне 1953 года паблоисты изобразили насильственное подавление рабочих войсками сталинистского режима как шаг на «пути к более широким и подлинным уступкам». В ответ на массовую всеобщую забастовку во Франции в августе паблоисты покрывали предательство сталинистов, заявляя, что у Коммунистической партии «нет четкой» политики, вместо того чтобы разоблачать ее политику укрепления французского капитализма.

Письмо завершается призывом к международному наступлению против паблоизма во всех его формах:

линия расхождения между ревизионизмом Пабло и ортодоксальным троцкизмом столь глубока, что ни политический, ни организационный компромисс невозможен. Фракция Пабло продемонстрировала, что она не позволит, чтобы были приняты демократические решения, верно отражающие мнение большинства. Паблоисты требуют полного подчинения их преступной политике. Они твердо намерены изгнать всех ортодоксальных троцкистов из Четвертого Интернационала или закрыть им рот и надеть на них наручники… Но настал момент качественных изменений. Политические вопросы прорвались сквозь лавирование, и борьба приняла открытый характер.

Заключение

В заключение я хотел бы остановиться на трех моментах.

Во-первых, формируя Международный Комитет, Кэннон и его сторонники, включая Хили, защищали троцкистское движение от ликвидации. Без этой борьбы Четвертый Интернационал перестал бы существовать как революционное течение. Несмотря на свое последующее перерождение, Кэннон понимал, насколько срочной и необходимой была эта задача. «Кадры “старых троцкистов”, — писал он в письме Лесли Гуневардене 23 февраля 1954 года, — представляют собой концентрированный капитал долгой борьбы».

Они — носители доктрины, единственные человеческие инструменты, имеющиеся теперь в наличии для привнесения нашей доктрины — элемента социалистического сознания — в массовое движение. Камарилья Пабло целенаправленно намеревалась подрывать эти кадры по отдельности, в одной стране за другой. А мы намеревались, не менее целенаправленно, после слишком долгой отсрочки, защищать наши кадры от этого вероломного нападения. Наше чувство ответственности по отношению к международному движению повелительно требовало поступать так. Революционные кадры не являются неуничтожимыми. Трагический опыт Коминтерна научил нас этому [38].

Раскол с британской РРП носил аналогичный характер. Это была защита всей истории троцкистского движения от ликвидаторской и оппортунистической тенденции, которая угрожала уничтожить сам Четвертый Интернационал. Действуя в других условиях, мы привнесли уроки этой борьбы в работу партии. В настоящее время мы не ведем борьбы с оппортунистическими тенденциями внутри партии. Но, исходя из понимания задач, поставленных объективной ситуацией, мы стремимся обучать всю партию на базе «концентрированного капитала долгой борьбы». Только на этой основе мы сможем сориентировать партию в чрезвычайно сложной политической ситуации, посредством партии направить рабочий класс и повести его за собой в ходе социалистической революции.

Во-вторых, вывод, который товарищи должны сделать из этого обзора, таков: вам следует внимательно и подробно ознакомиться с документами раскола с РРП, включая Наследие, которое мы защищаем. В рамках этой лекции я мог рассмотреть только основные моменты происхождения и эволюции паблоизма и его значения. Как и все лекции на этой неделе, она предназначена быть отправной точкой для изучения как в партийных организациях, так и самостоятельно отдельными членами.

В-третьих, борьба, которая привела к основанию Международного Комитета Четвертого Интернационала 70 лет назад, положила начало 30-летнему периоду того, что мы назвали «гражданской войной» внутри троцкистского движения, включая борьбу против беспринципного воссоединения американской СРП с паблоистами, возглавлявшуюся Хили и Социалистической рабочей лигой (предшественницей РРП), и завершившейся расколом с РРП. Эти события составляют то, что мы назвали третьим этапом в истории троцкистского движения, и это главная тема лекций на этой неделе.

Что касается организаций, которые встали на сторону Пабло в 1953 году, а затем приняли участие в воссоединении в 1963 году, то сегодня они принадлежат, если они вообще существуют, к числу «псевдо-левых», сторонников империализма и защитников профсоюзной бюрократии. Некоторые из тех, кто прошел школу паблоизма, даже поднялись до уровня премьер-министров и президентов. Только МКЧИ за свою 70-летнюю историю и в своей нынешней практике защищает и отстаивает точку зрения троцкизма. Это Мировая Партия Социалистической Революции.

Примечания:

[1] «The “Open Letter” and the Formation of the International Committee» // Historical and International Foundations of the Socialist Equality Party (US), 2008. URL: https://www.wsws.org/en/special/library/foundations-us/17.html.

[2] Дэвид Норт, Наследие, которое мы защищаем: Введение в историю Четвертого Интернационала. URL: https://web.archive.org/web/20071004070511/http://www.wsws.org/ru/erbe/ch15.shtml.

[3] «Letter from David North to Mike Banda, January 23, 1984» // The ICFI Defends Trotskyism. URL: https://www.wsws.org/en/special/library/the-icfi-defends-trotskyism-1982-1986/05.html.

[4] David North, The Heritage We Defend. URL: https://www.wsws.org/en/special/library/heritage/35.html.

[5] Лев Троцкий, «СССР в войне». URL: http://iskra-research.org/FI/BO/BO-79.shtml.

[6] «Письмо к Джэймсу П. Кэннону», 12 сентября 1939 г. URL: http://iskra-research.org/Trotsky/sochineniia/1939/19390912.html.

[7] Лев Троцкий, «СССР в войне». URL: http://iskra-research.org/FI/BO/BO-79.shtml.

[8] Цитируется в кн.: Дэвид Норт, Наследие, которое мы защищаем: Введение в историю Четвертого Интернационала. URL: https://web.archive.org/web/20071004070752/http://www.wsws.org/ru/erbe/ch08.shtml.

[9] Цитируется там же.

[10] Цитируется в кн.: Дэвид Норт, Наследие, которое мы защищаем: Введение в историю Четвертого Интернационала. URL: https://web.archive.org/web/20071004070922/http://www.wsws.org/ru/erbe/ch09.shtml.

[11] Дэвид Норт, «Предисловие к изданию Наследия, которое мы защищаем, приуроченному к 30-летней годовщине выхода книги». URL: https://www.wsws.org/ru/articles/2019/02/11/heri-f11.html.

[12] Historical and International Foundations of the Socialist Equality Party (US). URL: https://www.wsws.org/en/special/library/foundations-us/30.html.

[13] Цитируется там же.

[14] Цитируется там же.

[15] Michel Pablo, «On the Class Nature of Yugoslavia» // «Socialist Workers Party International Information Bulletin, December 1949».

[16] Там же.

[17] Цитируется в кн.: Дэвид Норт, Наследие, которое мы защищаем: Введение в историю Четвертого Интернационала. URL: https://web.archive.org/web/20071004070939/http://www.wsws.org/ru/erbe/ch14.shtml.

[18] Цитируется там же.

[19] Там же.

[20] Дэвид Норт, Наследие, которое мы защищаем: Введение в историю Четвертого Интернационала. URL: https://web.archive.org/web/20071004070511/http://www.wsws.org/ru/erbe/ch15.shtml

[21] Michel Pablo, «Where are we Going?», (January 1951) // «SWP International Information Bulletin, March 1951».

[22] Там же.

[23] Цитируется в кн.: Дэвид Норт, Наследие, которое мы защищаем: Введение в историю Четвертого Интернационала. URL: https://web.archive.org/web/20071004070511/http://www.wsws.org/ru/erbe/ch15.shtml.

[24] Там же.

[25] David North, «Marxism, History and Socialist Consciousness» // The Frankfurt School, Postmodernism and the Politics of the Pseudo-Left. URL: https://www.wsws.org/en/special/library/marxism-history-socialist-consciousness/15.html.

[26] В.И. Ленин, «Как Богданов исправляет и “развивает” Маркса», в кн.: Материализм и эмпириокритицизм, URL: https://shorturl.at/cjwAV.

[27] Лев Троцкий, «Заключительное слово перед Комиссией», в кн.: Преступления Сталина. URL: https://shorturl.at/auzN8.

[28] Лев Троцкий, «Стратегия и тактика империалистской эпохи», в кн.: Критика проекта программы Коммунистического Интернационала. URL: http://iskra-research.org/Trotsky/sochineniia/1928/1928-kritika-02.html.

[29] Цитируется в кн.: Дэвид Норт, Наследие, которое мы защищаем: Введение в историю Четвертого Интернационала. URL: https://web.archive.org/web/20071004070511/http://www.wsws.org/ru/erbe/ch15.shtml.

[30] Цитируется в кн.: Дэвид Норт, Наследие, которое мы защищаем: Введение в историю Четвертого Интернационала. URL: https://web.archive.org/web/20071004070828/http://www.wsws.org/ru/erbe/ch16.shtml.

[31] Trotskyism vs. Revisionism, Volume One: The Fight Against Pabloism in the Fourth International (London: New Park Publications, 1974), pp. xii; xvi.

[32] Цитируется в кн.: Дэвид Норт, Наследие, которое мы защищаем: Введение в историю Четвертого Интернационала. URL: https://web.archive.org/web/20071004070828/http://www.wsws.org/ru/erbe/ch16.shtml.

[33] Цитируется там же.

[34] Берт Кохран и его главный сторонник Джордж Кларк создали Социалистический союз Америки, основанный, как писал Кохран в мае 1954 года, на убеждении, что «революционные партии завтрашнего дня не будут троцкистскими в смысле обязательного принятия традиций нашего движения, нашей оценки Троцкого и его места в революционной иерархии или всех конкретных оценок и лозунгов Троцкого по тому или иному поводу» («Our Orientation»). Печатное издание организации (The American Socialist) предвосхитило идеи, которые были выработаны движением «Новых левых» в 1960-х годах. «Если шестидесятым суждено было ознаменовать новое десятилетие социальной напряженности и раздоров — а многие признаки указывают на это, — напрасно воображать, что выжившие радикальные группировки смогут начать все сначала, с того, на чем они остановились двадцать лет назад… Эта песня спета. Руководство неизбежно придет в первую очередь из источников, которые в настоящее время находятся в центре профсоюзного, либерального и негритянского движений и привлечет внимание, если не симпатии, значительных слоев нации». («The Next Generation of Radicals», The American Socialist, June 1959)

[35] Цитируется в кн.: Дэвид Норт, Наследие, которое мы защищаем: Введение в историю Четвертого Интернационала. URL: https://web.archive.org/web/20071004065530/http://www.wsws.org/ru/erbe/ch17.shtml.

[36] Цитируется там же.

[37] Джеймс П. Кэннон, «Открытое письмо троцкистам всего мира», 16 ноября 1953 г. URL: http://iskra-research.org/FI/Cannon/open-letter-1953.html.

[38] Цитируется в кн.: Дэвид Норт, Наследие, которое мы защищаем: Введение в историю Четвертого Интернационала. URL: https://web.archive.org/web/20071004064936/http://www.wsws.org/ru/erbe/ch18.shtml.